Что-то огромное приземляется на крышу машины, проминая её. Трескаются стекла. Сергей вдавливает педаль газа, но это не помогает — накрепко стиснутая когтями, машина поднимается над землёй. Страшно подвывая, Монада выскакивает на крышу. Через пару секунд утробный рёв сотрясает пространство, а машина падает с метровой высоты на землю. Сергей выворачивает руль, выравнивая её на дороге, и даёт по газам. Мишка разжимает вцепившиеся в ручку над дверью пальцы и не успевает прийти в себя от происшедшего, как видит впереди редкие фонари окраины.
— Город!
— Да, почти прибыли, — сухо роняет Сергей.
— Хорошая была машина…
Сергей вздыхает, а в салон прыгает Монада, весь в потёках чёрной, жирно блестящей слизи. Он проходит между сидений назад, брезгливо подёргивая задними лапами. Садится и вылизывается.
— Боевой он у вас. А что это было?
— Тварь поднебесная.
— Она хотела нас убить?
— Нет, для них это слишком простое решение проблемы, без выигрыша.
Мишка ничего не понимает, но не расспрашивает.
Они въезжают в город. Тянутся пустые улицы. Электрический свет вырывает из тьмы серые ветви деревьев, резко очерчивает тени. Окна домов темны. Город кажется чужим и незнакомым. Хотя нет, вот же остановка, с которой папа возит Мишку в садик. Но и она на безлюдной улице кажется какой-то осиротевшей. Сергей заворачивает за угол, а затем во двор Мишкиного дома. Мальчик уже не удивляется тому, что он знает дорогу.
— Прибыли, — сообщает Сергей, поворачиваясь к Мише.
Тот застывает, глядя на тёмные окна дома и подъезда.
— Поднимитесь со мной?
— Нет.
Мишку пробивает озноб.
— Мя-у!
Они разом оглядываются. Уже чистый Монада с независимым видом сидит на заднем сиденье. Сергей улыбается:
— Вот он с тобой поднимется. Как войдёшь, зажги свет, и я буду знать, что с тобой всё в порядке.
— Хорошо.
С трудом открыв дверцу, Мишка вылезает из машины, стоит, сжимая в руках штаны и дубинку. Монада прижимается тёплым мохнатым боком к его ноге.
— Мы ещё увидимся? — спрашивает Мишка.
— Возможно.
Мальчик кивает.
— До свидания! Я зажгу свет!
И бежит к тёмному подъезду. Монада несётся следом, опережает. Ничего не замечая вокруг, они взлетают на третий этаж и останавливаются у двери квартиры.
Мишка стучит. Внутри что-то падает, щёлкает выключатель, слышатся спешные шаги, и дверь распахивается. Яркий свет слепит, Мишка зажмуривается, сильные руки подхватывают его, обнимая. Во дворе раздаётся автомобильный сигнал.
— Мишка, где же ты был?!
— Папа, Генке нужна помощь.
========== 5. Магия крови и пыли ==========
Мишку купают в горячей ванне, а он всё рассказывает и рассказывает. Папа молчит и, кажется, не верит. Затем спускает воду, вытирает его и, закутав в большое махровое полотенце, несёт в спальню, укладывает в кровать и укрывает одеялом. Садится рядом.
— Может, Генка просто заблудился?
— Не веришь?! — вскидывается Мишка.
— Лежи. Я сейчас позвоню в службу спасения, они организуют поиски. Но что я им скажу? Что мальчика похитили бандиты, живущие в лесу, в землянке?
— Ты мне не веришь. — В голосе сына горечь и разочарование. — Загляни под кровать.
— Зачем?
— Загляни.
Отец нехотя опускается на колени, вглядывается в подкроватную темноту, медленно погружает в неё руку и выгребает на свет груду весело раскатывающихся желудей.
— Я же сам здесь позавчера пыль протирал.
— Со шляпками, — удовлетворённо кивает Мишка, откидываясь на подушку, прикрывает глаза и, не желая того, засыпает.
Отец сидит на полу, смотрит на жёлуди, вертит парочку в пальцах, и что-то сдвигается в его сознании. Он вспоминает. Щели Забора, страшное слово «выброс» и оружие в руках. Он встаёт — Мишка спокойно спит, но лицо его всё равно какое-то безрадостное и уставшее, — идёт в прихожую, поднимает дубовую заготовку, разглядывает и делает несколько выпадов. Открывает шкаф, достаёт электрический лобзик и рубанок. Закрывает дверь в спальню, на кухню и принимается за дело. Через пару часов меч готов. Остаётся выжечь на клинке имя и эмблему, но это Мишка сделает сам. Тогда меч будет верно служить ему.
Олег проходит в зал, достаёт старенький фотоальбом с детскими фотографиями. Их всего пара десятков. Вот они с младшим братом стоят у костра с горящими ветками обрезанных в зиму роз. Вот несутся на снегоходе с горки. На следующей фотографии он за праздничным столом смущённо протягивает смеющейся девочке Нине очищенный мандарин. Её образ отзывается болью в сердце.
Олег захлопывает альбом и прижимает ко лбу. Затем вновь открывает, но уже с конца. На предпоследней фотографии морской простор и он в окружении мальчишек на смотровой площадке над Воющей скалой. Они стоят, салютуя тёмно-красными деревянными мечами. На лицах недетская суровая готовность к бою.
— Клинки Гран, — шепчет он.
Последняя фотография словно засвечена — вся чёрная. И только маленькая лучащаяся белая точка в левом верхнем углу. Олег вытаскивает фото, переворачивает, читает карандашную надпись: «Помни! Не забывай! Ветер в сердце. Знай! На площади в часах хранится память. Разбудит кровь в 12. Клинок спит в изголовье». А ниже подпись: «Ветреный». И дата рождения Миши. Олег откладывает альбом.
«Клинок спит в изголовье».
Идёт в спальню, тихонько, чтобы не разбудить Мишку, приподнимает матрас. Клинка нет, что неудивительно. Шарит рукой под кроватью. Аналогично, если не считать раскатившихся повсюду жёлудей.
«Почему дата рождения Миши?»
Он вновь садится, обхватив голову руками, пытается вспомнить.
«День рождения Миши я провёл в роддоме. А перед этим всю неделю делал ему кроватку. Ну конечно!»
Олег спешит на кухню, а из неё на лоджию. Разобранная детская кроватка висит на стене. Верхняя планка спинки чуть изогнута и имеет тёмно-красный цвет. Вертикальные прутья аккуратно примотаны к ней тонкой разноцветной проволокой. Он снимает спинку и возвращается с ней на кухню. Кончиком ножа поддевает и разрезает проволоку, освобождая деревянный клинок. Сжимает рукоять двумя руками и чувствует, как пустой сосуд памяти наполняется воспоминаниями. Видит паруса Летучего, паутину такелажа, чернокожих безликих подростков, взбегающих по вантам, и неспокойный океан за бортом.
«Как я мог забыть?»
Олег опускает меч на стол. Взгляд скользит по телефону.
«Чёрт! Надо же позвонить и организовать поиски Генки!»