В «Истории Консульства и Империи» Адольфа Тьера читаем:
«Среди столкновения двух противоположных направлений, из которых одно побуждало к ускорению реакции, другое, напротив, восставало против нее, Камбасерес, непреклонный, когда дело шло о сохранении порядка, всегда высказывал желание, чтобы не слишком торопились. Он не оспаривал цель, к которой видимо стремились. «Возложите на первого консула власть, какую угодно, — повторял он беспрестанно, — только не торопитесь!»
Он хотел особенно, чтобы наружность всегда согласовалась с действительностью, чтобы власть была точно властью, а не казалась бы только властью. Первый консул, с властью делать в пользу страны всё, что захочет, в его глазах был гораздо лучше коронованного государя, ограниченного в своих действиях. Действовать и не выказываться, и в особенности не действовать слишком поспешно, вот в чем состояла вся его мудрость. Без сомнения, в этом виден был не гений, а только благоразумие; но чтобы создать великое государство, необходимо и то и другое.
Кроме благородных советов, Камбасерес приносил первому консулу и другую пользу: он управлял Сенатом.
Это учреждение <…> было очень важно, потому что от него зависели все выборы. В первые минуты его отдали в руки Сийеса, как бы в вознаграждение за устранение от исполнительной власти, которая вся была предоставлена генералу Бонапарте <…>
Если бы он был одарен твердой волей и устойчивостью, он мог бы совершенно отнять у первого консула Сенат, и тогда не оставалось бы иного средства, кроме правительственного переворота. Но Камбасерес, без шума, без притязаний, мало-помалу водворяясь в Сенате, занял место, которое угрюмая беспечность Сийеса отдавала ему на произвол.
Все знали, что только через Камбасереса можно добраться до первого консула, как до источника всех милостей, и все стали к нему относиться. Он пользовался этим втихомолку и с чрезвычайной ловкостью, чтобы удерживать или привлекать на свою сторону оппозицию. Но все это делалось с такой скромностью, что никто не мог пожаловаться».
Адольф Тьер, говоря о Камбасересе, констатировал, что в те непростые времена, «когда спокойствие духа казалось истинной мудростью, когда оно было даже необходимо», именно второй консул, «с одной стороны, умерял властелина, созданного обстоятельствами, а с другой — удерживал безумные порывы оппозиции, которая не имела ни цели, ни политического направления».
Это очень важное замечание! Ведь, в самом деле, Наполеон уже тогда абсолютно никому не верил, и все его доверие полностью было отдано Камбасересу. А тот, отлично разбираясь в слабостях людей, был его советником, причем делал это так, как нужно делать, если хочешь, чтобы тебя услышали.
Камбасерес удивительным образом умел не блистать своей мудростью, но он всегда был полезным. На людях он всегда соглашался с Наполеоном, а возражать позволял себе только с глазу на глаз, замолкая в случаях, когда спорить было бесполезно, но с завидной смелостью выступая всегда, когда нужно было воздействовать на ход событий.
В должности второго консула Камбасерес проявил себя предусмотрительным и талантливым деятелем. Солидность его знаний и умение находить выход из любой ситуации делали из него, как думал Наполеон, полезного советника. Он, как утверждает историк Бернар Шантебу, «был наставником Наполеона, слабо знавшего политиков, вышедших из революционных ассамблей». Второй консул, по мнению этого же автора, играл «важную роль в решении кадровых вопросов на уровне назначения министров, государственных советников и, естественно, сенаторов. Его советы были всегда ценны, и им часто следовали».
Действовать и не высовываться, никогда не принимать скоропалительных решений — такие принципы лежали в основе мудрости Камбасереса.
Они с Наполеоном прекрасно дополняли друг друга. Наполеон действовал, а Камбасерес обеспечивал поддержку его действиям.
Однажды Наполеон сказал:
— Пока я буду жив, не думаю, чтобы кто-нибудь осмелился потребовать у меня отчета. Но меня могут убить, и тогда я не отвечаю за безопасность двух моих сотоварищей. Тогда была бы ваша очередь править государством, а вы некрепки в седле…
Понятно, что это была такая метафора: Камбасерес, скорее всего, вообще никогда в жизни не передвигался верхом. Но тогда он лишь улыбнулся. Всегда спокойный, второй консул, как пишет Адольф Тьер, «владел необыкновенным искусством всегда достигать кротостью того, что повелительный его сотоварищ хотел получить силой своей воли».