В ту ночь отец нуждался во мне. Жена была бы лучше. Но он определенно нуждался в ком-то. И я остался. Он обнял меня за плечи.
– Боже, – пробормотал он.
– Ты будешь премьер-министром, – сказал я. – Мистер Босс боится этого.
– Почему он или кто-то другой должны этого бояться? – Отец удивленно посмотрел на меня, глаза его сияли.
– Они всегда убивают Цезаря. Это твои слова.
– Что?
– Ты блестяще провел встречу.
– Я могу обойтись без твоего сарказма, Бен.
– Нет, отец, серьезно...
– Папа.
– Папа... – У меня язык не поворачивался. – Я не мог называть его "папа". Папы – это люди, которые возят тебя в школу, и бросают снежки, и устраивают выволочку, если поздно приходишь домой. Папы не посылают тебе путевку в лыжную школу вместе с рождественской открыткой. Папы не посылают в отель анонимный факс со словами "хорошо сделано", когда сын выигрывает скоростной спуск на лыжах среди подростков. Папы сидят там и болеют. Отцов там не бывает.
Еще остававшиеся после встречи люди с сияющими лицами подошли к нам, чтобы присоединить и свои поздравления. Отец снял руку с моего плеча и пожал им руки дружески и доброжелательно. А у меня перед глазами возникла картина, как в следующие четыре недели до выборов эти люди встречаются на улице и говорят: "Джулиард очень хороший парень. Как раз такой, какой нам нужен... Голосуйте за Джулиарда. Ничего лучшего вы сделать не можете".
Рябь, поднятая этой ночью, докатится до окрестностей Хупуэстерна и вихрем пронесется по его дорогам.
Отец спустился с подиума, решив, что для одного дня сделано достаточно. Мы вышли из зала, миновали отель и под музыку пожеланий "спокойной ночи" нырнули в теплую августовскую темноту.
За спиной у нас остались огни отеля. По периметру площади стояли уличные фонари. Но узорно выложенные камни мостовой под ногами были темными и неровными. Как я узнал позже, здесь на скользком зимнем льду пожилые люди падали и ломали кости. А в ту эйфорическую ночь отец зацепился за выступавший камень и упал вперед на одно колено, стараясь не растянуться во весь рост. Но это ему не удалось.
Точно в этот самый момент раздался громкий хлопок, резкий свистящий звук и звон разбитого стекла.
Я нагнулся к отцу и в свете фонарей увидел, что у него тревожно вытаращены глаза и от боли сурово сжат рот.
– Беги, – приказал он. – Беги в укрытие. Проклятие, беги.
Я остался там, где стоял.
– Бен, – настаивал он, – ради бога. Это же ружейный выстрел.
– Да, я знаю.
Мы были на середине площади. Легкие неподвижные мишени. Он пытался встать на ноги и продолжал требовать, чтобы я бежал. И первый раз в жизни я сам принял решение и не подчинился отцу.
Он не мог удержать свой вес на левой ноге. Приподнялся и снова упал, умоляя меня бежать.
– Не вставай, – сказал я.
– Ты не понимаешь... – В голосе слышалось страдание.
– У тебя идет кровь?
– Что? Не думаю. Я подвернул лодыжку.
Из отеля бежали люди, встревоженные громким хлопком, который, отражаясь от окружавших площадь зданий, несколько раз эхом прогремел в воздухе.
Они подбежали к нам и встали, образовав круг. Любопытные и огорченные, сморщив от непонимания лбы.
Все были смущены и без конца повторяли: "Что случилось? Что случилось?" – и протягивали руки, чтобы помочь отцу. Они старались смягчить положение благожелательной заботой и добротой.
Когда нас окружили люди, он, наконец, взял мою руку и, опираясь на других людей, встал на ноги. Или, вернее, на правую ногу. Потому что, когда он оперся на левую, у него вырвался крик от резкой боли. Теперь отец скорее чувствовал неловкость, чем страх. Он сказал столпившимся доброжелателям, что не смотрел под ноги и по-дурацки упал. Он извинился за причиненное беспокойство. Он объявил, что с ним все в порядке, и снова улыбнулся в доказательство этого. Он тихо выругался, вызвав одобрение толпы.
– Но звук, – вспомнила женщина.
– Он звучал, как... – закивали головами мужчины.
– Но не здесь, в Хупуэстерне...
– Это был... выстрел?
– Ружейный выстрел, – нетерпеливо подтвердил мужчина важного вида.
– Я узнаю его везде. Какой-то сумасшедший...
– Но откуда? Здесь нет никого с ружьем.
Все начали оглядываться. Но слишком поздно, чтобы найти ружье. Теперь можно думать, что это был случайный неприцельный выстрел. Отец опять обнял меня за плечи. Но в этот раз, надеясь на поддержку другого рода, более практическую. Он принял бодрый вид, показывая собравшимся, что у нас все в порядке и что наконец мы перейдем площадь.
Мужчина важного вида буквально оттер меня и занял мое место подпорки или костыля, приговаривая громким властным тоном:
– Позвольте мне. Я сильнее, чем этот парень. Я в момент доставлю вас, мистер Джулиард, в ваш офис. Вы только обопритесь на меня.
Отец оглянулся назад, где я остался стоять. И мне было видно, что он собирался протестовать, защищая меня. Но такая перемена вполне меня устраивала, и я просто помахал рукой, чтобы он спокойно шел к штаб-квартире. Все оставшееся расстояние мужчина важного вида почти нес подпрыгивавшего на одной ноге отца. Их окружала группа наблюдателей, что-то сочувственно бормотавших и предлагавших помощь.
Я шел за отцом. Это получилось вполне естественно. До меня донесся высокий голос, кричавший что-то нам вслед. Я оглянулся и увидел Полли, бежавшую по площади. Ее сандалии на ремешках цеплялись за неровные камни, она спотыкалась, и в голосе звучало отчаяние.