Конец предложения потонул в хохоте и одобрительных криках. А отец еще больше пятнадцати минут очаровывал их, кормил питательным супом с политической лапшой. Без микрофона и подсветки устроил представление, которого они никогда не забудут. Всю жизнь люди будут напоминать мне, "я слышал, как твой отец говорил в Куиндле", точно это было откровением в их существовании. И я считаю, дело не в том, что он говорил. Потрясало его честное, веселое, полное жизни выступление.
Снова финальные аплодисменты. Ушер Рудд коротко бросил:
– День рождения?
– Что?
– Ваш день рождения?
– Да, – ответил я.
– Что да?
– Да, у меня есть день рождения.
Он решил, что я слабоумный.
– Как зовут вашу мать? – продолжал он допрос.
– Сара.
– Фамилия?
– Да. Она умерла.
Выражение лица у него изменилось. Взгляд стал задумчивым. Он увидел "Дневник Куиндла", который я держал свернутым в трубку, и, как я заметил, понял причину тупости моих ответов.
– Бетьюн этого заслуживает, – резко гавкнул он.
– Я ничего о нем не знаю.
– Тогда читайте мою колонку.
– Все равно...
– У каждого есть свои секреты, – с удовольствием объявил Ушер Рудд.
– Я только нахожу их. Мне это нравится. Люди заслуживают этого.
– Публика имеет право знать? – спросил я.
– Конечно, имеет. Если кто-то собирается создавать имя нас законы и управлять нашей жизнью, ему не стоит распутничать и заниматься на стороне грязным сексом. Разве не так?
– Никогда не думал об этом.
– Если старина Джордж прячет грязные секреты, я найду их. Как зовут вашу мать?
– Сара. Она умерла.
Он стрельнул в меня злым, враждебным взглядом.
– Я уверен, что вы делаете работу хорошего детектива, – монотонно проговорил я. – Имя моей матери было Сара Джулиард. Замужем. Умерла. Очень печально.
– Я все раскопаю.
– Будьте моим гостем.
Отец высвободился из толпы избирателей-энтузиастов, обступавших его, и, сказав, что готов к встрече за ленчем, повернулся ко мне. Активисты партии потянулись к пабу.
– Это, – объявил я, показывая на обладателя алого тренировочного костюма, рекламных туфель и бейсболки, – Ушер Рудд.
– Очень приятно познакомиться, – проговорил отец, собираясь автоматически пожать руку. – Вы работаете для партии... м-м... Ушер?
– Он пишет для газет, – поправил я и развернул "Дневник Куиндла", чтобы отец увидел первую страницу. – Это написал он. Он хочет, чтобы я сказал ему имя моей матери.
Я начал узнавать отца. Двадцать четыре часа назад я бы не уловил крохотного напряжения мышц и молчания длиной в долю секунды, означавшего фантастически быстрое осмысление неблагоприятных фактов. Не только сила мышления, но и ошеломляющая скорость. Не только анализ, но и мгновенный расчет всей цепочки последствий. Бывает такой мозг.
– Мою жену звали Сара. К несчастью, она умерла, – вежливо улыбнулся отец Ушеру Рудду.
– От чего? – разозленный милой откровенностью отца, агрессивно грубо выпалил Ушер Рудд.
– Это было очень давно. – Отец сохранял спокойную вежливость. Пойдем, Бен, иначе мы опоздаем.
Мы повернулись и сделали шага три. Но Ушер Рудд рывком обежал нас и, тормозя пятками спортивных туфель, оказался к нам лицом, загородив дорогу.
Голос прозвучал пискляво, зло и триумфально:
– Я добьюсь, что вас отзовут из кандидатов. Оринде Нэгл вернут ее права.
– Ах. – В единственный слог отец вложил все понимание мира. – Так вы стерли в порошок Пола Бетьюна, чтобы расчистить ей дорогу, не так ли?
– Она стоит десяти таких, как вы. – Ушер Рудд пришел в ярость.
– Она счастливая женщина, что у нее так много болельщиков, – Вы проиграете. – Ушер Рудд почти танцевал от ярости. – Победить должна она.
– Прекрасно... – Отец обошел его, я следом, а Ушер Рудд сзади выкрикнул вопрос, который я никогда бы не задал, но безумно хотел знать ответ:
– Если ваша жена давно умерла, как вы обходитесь с сексом?
Отец явно слышал, но не сбился с шага. Я рискнул и украдкой взглянул на его лицо. И ничего не прочел. Он не выказал ни неловкости, ни тревоги.
Может быть, только веселое изумление.
Ленч в пабе прошел оживленно. Все активисты, возбужденные утренней речью, продолжали обсуждать ее. Во второй половине дня мы побывали на заводе фурнитуры, а потом на фабрике, производившей краски. Кандидат, при ходьбе опираясь на трость, внимательно выслушивал местные проблемы и обещал найти способы их решения, если его выберут. Он пожал бесчисленное количество рук и раздал бесчисленное количество автографов.
Составляя план избирательной кампании. Мервин Тэк ожидал, что кандидатом будет Оринда, которая очарует столяров и составителей красок. В свою очередь, некоторая часть рабочих рассматривала другого кандидата как узурпатора. Отец развеял такие настроения, высоко оценив работу Оринды, но не принося извинений за то, что его выбрали вместо нее.
– Прирожденный политик, – шепнула мне в ухо одна из леди-активисток.
– Учитывая, к чему склоняется страна, с Ориндой мы бы потеряли это переходящее от партии к партии место. Хотя она, конечно, так не считает. С вашим отцом у нас лучшие шансы. Но избиратели непредсказуемы. Часто они могут провалить кандидата в отместку. И они обычно голосуют за партию, а не за личность. Поэтому грязные обвинения не очень повредят Полу Бетьюну, особенно среди голосующих мужчин. В душе они не считают связь на стороне большим грехом, просто подумают: "Повезло парню". И если вы надеетесь, что женщины не проголосуют за человека, имеющего любовницу, то вы ошибаетесь. Проголосуют.
– Значит, Ушер Рудд не передвинул крестик из одной клеточки в другую?
– Если и передвинул, то не так намного, как он воображает, мелкий негодяй. На местах не очень-то обращают на него внимание. Другое дело в Вестминстере. Там до ужаса боятся копания в прошлом. И чем выше человек забрался, тем больше он ненавидит "разгребателя грязи". Разве вы не замечали: если член парламента подмочил репутацию, то быстрее всех его вышвыривает собственная партия?