Уайверн ждал атаки, презрительно усмехаясь. Невероятно.
– Убирайся, черт возьми, не стой на дороге, – резко повернувшись, вне себя заорал отец.
– Пакт! – крикнул я. – Вспомни пакт!
– Что?
– Пакт, – повторил я. – Не трогай его, отец... папа... не бей его.
Убийственная ярость исчезла из его глаз, будто он проснулся.
– Он хочет, чтобы ты ударил его, – воскликнул я. Не знаю, как я это понял. Но я был уверен. Что-то подсказывала его поза. Он стоял на месте, не делая никаких движений. Но у меня сработала интуиция, понимавшая язык тела.
Он нарывался на драку. Ему надо было причинить отцу вред. Любой вред. И не в последнюю очередь неблагоприятную известность накануне дня выборов.
Отец пустыми глазами посмотрел на меня, прошел мимо и направился к "рейнджроверу". Я повернулся, чтобы идти за ним. Но тут Уайверн схватил меня и повернул к себе лицом. Его никогда не улыбавшаяся физиономия сейчас мгновенно исказилась в жестокой злобной усмешке. Если он не сумел добиться желаемого от отца, он вырвет это у сына. Я не учился ни боксу, ни карате.
Но у меня от природы быстрая реакция и благодаря верховой езде и лыжам инстинктивное чувство равновесия. Уайверн мог вкладывать весь свой вес в кулаки, но я нырял и увертывался. И два неистовых удара в лицо, которые уложили бы меня на обе лопатки, не попали в цель. Я сосредоточился только на том, чтобы устоять на ногах.
Он швырнул меня на стену из круглых камней высотой до плеча, отгораживавшую тротуар от палисадника. А я вывернулся из его хватки и просто побежал. Моя цель – не победить в каких-то битвах, а сдержаться и убежать.
Я слышал, как Уайверн догоняет меня, и видел, как отец с вновь проснувшимся бешенством спешит ко мне на помощь.
– Садись в "рейнджровер"! – дико завопил я. – Садись в машину! И он, немного поколебавшись, повернулся и расчудесно сделал, как я сказал.
За три шага до "рейнджровера" я остановился и молниеносно повернулся лицом к Уайверну. В этом человеке эмоции никогда не подавляли расчет. Он оценил партер, перед которым играл: Оринда, отец, Мервин, Фейт, Лаванда. И под взглядами этих свидетелей он тут же сообразил, что дальнейшие атаки повлекут за собой неприятности с законом, которые не доставят ему удовольствия.
Он остановился буквально в шести шагах от того места, где я стоял. От злобности его выражения у меня рот наполнился слюной.
– Когда-нибудь, – просипел он, – когда-нибудь ты мне попадешься.
Но не сегодня, подумал я. А для нас важно сегодня. Он отступил на несколько шагов назад, лицо разгладилось в привычную невыразительную маску.
Потом он повернулся и как ни в чем не бывало зашагал к своей машине. Усевшись за руль, он включил мотор и спокойно уехал. Ни дымящихся шин, ни других наигранных выходок.
Уайверн отнял дар речи у многих. И в "рейнджровере", и вокруг него.
– Оринде нужен доктор, – наконец, прокашлявшись, проговорил Мервин.
– Мне нужна бумажная салфетка, – возразила Оринда.
Фейт и Лаванда, посовещавшись, откуда-то извлекли смятые белые квадратики. Оринда вытерла лицо, посмотрела в маленькое зеркало и застонала, увидев багровые полосы. – В таком виде я никуда не пойду.
– Полиция?.. – предложила Фейт.
– Нет, – сказала Оринда, и никто не возразил. Все чувствовали себя подавленными. Мы ехали в штаб-квартиру, где отец проводил Оринду до ее недалеко припаркованной машины, а потом сел за руль и повез домой. Я ехал следом, чтобы доставить отца в отель.
Всю обратную дорогу он молчал, но в конце, когда я затормозил и остановился, он сказал:
– Оринда утверждает, что ты спас ее, иначе она попала бы под грузовик.
– М-м-м...
– Это так?
– Грузовик проехал мимо.
Он настаивал, чтобы я рассказал, что случилось.
– У нее были мокрые глаза, она не видела, куда шла, – объяснил я.
Я сделал движение, будто собираюсь выйти из машины, но он остановил меня.
– Подожди. – Вроде бы он искал слова и не находил их.
Я ждал.
– Боюсь, я втянул тебя в большее, чем собирался, – наконец проговорил он.
– Это не было скучно, – почти засмеялся я.
В следующую субботу рано утром он уехал с Мервином в Куиндл, чтобы еще раз повторить всеохватывающий объезд городских пригородов. Вечером в Куиндле активисты устраивали обед, а утром в воскресенье предстояли еще какие-то обязательные встречи, и отец остался там ночевать. ; В то воскресенье мне исполнялось восемнадцать лет. Отец сказал, что оставит мне у Кристэл записку и что я должен прийти в девять утра и забрать ее. Он вернется во второй половине дня, и мы вместе пообедаем и отпразднуем. Больше никаких политических встреч, пообещал он. Только мы вдвоем. С шампанским.
В девять я подошел к офису партии, но дверь оказалась запертой. Прошло пятнадцать минут, прежде чем приехала Кристэл и вошла в помещение. Да, подтвердила она, отец оставил мне открытку и много пожеланий счастья и все такое.
Она взяла со стола конверт и вручила мне. Внутри я нашел открытку с шуткой, что с взрослением приближается старость. И ничего больше. "Твой папа", подписался он.
– Джордж сказал, – продолжала Кристэл, – .чтобы вы вышли на улицу и нашли черную машину с шофером. И больше ни о чем меня не спрашивайте. Он ничего мне не объяснил. Только улыбался так, что у него чуть щеки не лопнули. Вот идите и ищите машину.
– Спасибо, Кристэл.
Она кивнула и помахала рукой, мол, иди же. И я вышел и нашел в ста ярдах от офиса черную машину с терпеливо ждавшим шофером. Шофер, ничего не говоря, вручил мне белый конверт без адреса.
"Садись в машину" – сообщала карточка в конверте. И внизу – "Пожалуйста".
Сияя и дыша полной грудью, в отличном настроении я подчинился указанию. Шофер (не тот человек, что прошлый раз, но та же машина) отказался объяснить, куда мы едем. И это не стало для меня большим сюрпризом. Но вскоре я понял, что направляемся мы на запад. А многие дорожные указатели определенно обещали Эксетер.