Едва ли он мог избежать внимания окружающих, подумал я. Вдоль всего южного побережья каждый прохожий оборачивался нам вслед. Но даже после этого я оказался не подготовленным к тому, что нас ожидало в Хупуэстерне (графство Дорсет). Там на каждом подходящем столбе и на каждом дереве висели плакаты, призывавшие: "Голосуйте за Джулиарда". Казалось, никто в городе не мог остаться в стороне от этого призыва.
Отец начал свою избирательную кампанию от самого Брайтона. Я сидел рядом с ним на переднем сиденье, и он не переставая меня инструктировал: что в новой роли говорить и чего не говорить. Что делать и чего не делать.
– Политикам, – объяснял он, – следует редко говорить всю правду.
– Но...
– И политикам, – продолжал он, – никогда не следует лгать.
– Но ты убеждал меня, что надо всегда говорить правду.
– Для тебя чертовски важно говорить правду мне. – Он чуть улыбнулся моей простоте. – Но люди, как правило, верят лишь тому, чему хотят верить.
А если ты скажешь им что-то еще, они назовут тебя нарушителем порядка и быстренько от тебя избавятся. Они никогда не вернут тебе твое рабочее место, даже если сказанное тобой будет подтверждено временем.
– По-моему, я это уже понял, – медленно проговорил я.
– С другой стороны, быть пойманным на лжи – политическая смерть. Я никогда этого не допускаю.
– А что ты ответишь, если тебе зададут прямой вопрос, а ты не можешь открыть правду и не можешь солгать?
– Можно сказать "как интересно" и переменить тему разговора.
Он вел "рейнджровер" на большой скорости и осторожно, так же он и жил всю жизнь.
– В течение нескольких следующих недель, – продолжал он, – люди будут тебя спрашивать, что я думаю о том или об этом. Всегда отвечай, что ты не знаешь и что им лучше обратиться ко мне. Никогда и никому не повторяй того, что я сказал. Даже если это было заявлено публично.
– Как захочешь.
– Запомни, выборы – это конкурс. У меня есть политические враги. Не каждое улыбающееся лицо – друг.
– Ты имеешь в виду... никому не доверять?
– Именно это я и имею в виду. Народ всегда убивает Цезаря. Не доверяй никому.
– Но это цинично!
– Это первое правило самозащиты.
– Я предпочитаю быть жокеем, – объявил я. – Боюсь, ты скоро узнаешь, что в каждой профессии есть своя доля негодяев и сплетников. – Он печально покачал головой. – Жокеи не исключение.
Он въехал в центр Хупуэстерна. Это оказался старый, исконно торговый город. Его древнее сердце окаменело в причудливо застроенном центре. А нынешняя коммерция обнаженно пульсировала в быстро растущих современных офисных зданиях и торговых аллеях, разместившихся с трех сторон вокруг кольцевой дороги.
– Город привык быть общиной фермеров, – словно лектор, объяснял отец. – Сейчас фермерство – это промышленность, такая же, как и завод; где делают электрические лампы и где работает большинство горожан. Мне нужны их голоса.
Я увидел, что штаб-квартира его избирательной кампании размещалась в примечательном доме-гибриде. Одна часть – фасад, выходивший старинными окнами в эркерах на мощенную булыжником площадь. И другая – позади, стена к стене к нему – похожее на коробку строение без архитектурных особенностей.
Одно из нескольких зданий, смотревших на стоянку машин размером в пол-акра.
Дом когда-то был обувным магазином, сейчас обанкротившимся из-за агрессивности местных торговых рядов. Основные жилые помещения для отца и для меня находились наверху. Внизу, рядом со штаб-квартирой, точно такая же дверь вела в благотворительную лавку.
Штаб-квартира политика оглушала жарким энтузиазмом, яркими цветными телефонами, поцокиванием стоящего на полу ксерокса, постоянными чашками чая. Ее заполняли столы, компьютеры, развешанные на стенах карты с цветными булавками; кипы справочников, коробки с конвертами и три женщины средних лет, наслаждавшиеся суетой.
Мы оставили машину на стоянке и безошибочно направились к "коробке", на стенах которой не только огромными буквами предлагалось "голосовать за Джулиарда", но и были вывешены три больших портрета моего отца. Все они изображали умного, добросердечного, дальновидного человека, который будет отлично работать в Вестминстере.
Три женщины встретили его возгласами радости и горой проблем.
– Это мой сын, – сказал он.
Женщины одарили меня веселыми улыбками. И осмотрели с головы до ног.
Три ведьмы, подумал я.
– Проходите, дорогой, – пригласила одна из них. – Хотите чашку чая?
Глава 2
Как я понял, дом-гибрид представлял собой постоянный избирательный офис партии, к которой принадлежал отец. Здесь прежний член парламента, Деннис Нэгл, проводил свои субботние "операции", то есть показывался избирателям и выслушивал местные проблемы, стараясь как можно лучше их разрешить. Бедняжка, едва перевалив за пятьдесят, умер от рака поджелудочной железы. Его честолюбивая жена, Оринда, как говорили, бурлила ядовитой злостью из-за того, что избирательный комитет обошел ее в пользу моего родителя. И теперь отец по настоянию партийного центра боролся за то, чтобы удержать за партией место в парламенте.
Я узнал об Оринде, пока незаметно сидел на табуретке в углу и слушал, как три помощницы описывали отцу сегодняшний визит в офис отставленной леди.
– Вы думаете, она скорбит по Деннису, – насмешливо скривила губы самая худая и самая злобная из трех, изображая материнскую заботу. – Нет, она просто разъярена тем, что он умер. Она, как и прежде, называет их "наши избиратели". Говорила, якобы она писала для Денниса речи и формировала его взгляды. Мол, когда Деннис еще только заболел, уже все понимали, что она займет его место. Джордж, она назвала нас троих предательницами, потому что работаем на вас. Она просто заикалась от бешенства. Она говорила, что если вы надеетесь, будто Оринда Нэгл без боя сдаст позиции, то вам надо как следует подумать. И заявила, что сегодня вечером придет на обед!