Кто же писал? Какой-то А. Жарков. Как же так, он встречался со следователями, с работниками прокуратуры, милиции, а куда же смотрел, например, Ковалев, или он, Савин?
— Ты знал о приезде этого... Жаркова? — Мудров оторвал взгляд от газеты.
— Почему же не знать? — Савин посмотрел, как показалось Мудрову, неприязненно. — Он был у меня, вернее, не у меня лично. Я Феоктистову поручил разбираться с ним. В УКГБ он был тоже, с Широковым беседовал. В УВД — с Алексеевым.
— С Широковым? С Алексеевым? — вскинулся Мудров. — Ну, эти-то задницу сейчас на части рвут, пытаются доказать, как много от их работы зависит, да какую они пользу приносят. Они всех дерьмом готовы облить, только бы свою архиважность доказать.
— А ты знаешь, что КГБ Волгоградской области вчера прихватил пятерых жителей нашей области, из которых трое являются бойцами ОМОНа, а двое — бывшими служащими МВД? Одного убили, тоже, кстати омоновца.
— Да что ты говоришь?! — поразился Мудров. — Вот ведь как? Когда же?
— Неужели не слыхал? — Савин посмотрел на него очень подозрительно, и Мудрову вспомнилась реакция Орлова на это же сообщение. Какая-то смутная досада возникла в душе, но тут же словно бы ушла в тень, уступая место необходимости не терять нити разговора, следить за собеседником.
— Про то, что Курков застрелился, ты, конечно, тоже не слыхал? — много яда было в тоне Савина.
— Слыхал, — Мудров изобразил подавленность. Глупо было скрывать свою осведомленность, ведь он говорил по телефону с женой Куркова. Но тут же он заговорил совсем другим тоном, втайне сам себе удивляясь:
— Статья в газетенке — херня на постном масле! — Мудров не повысил голоса, но изобразил крайнее возбуждение хрипом и сипением. — Да сейчас все пишут, кому не лень. Гласность, ети их мать! Кто сейчас внимание на написанное обращает?
— Кое-кто обращает, — раздраженно пожал плечами Савин. — Особенно, если пишут об одном и том же несколько раз подряд.
— Почему об одном и том же? — удивился Мудров. — Об этом еще никто не писал!
— Да? — поднял брови Савин. — А прошлая публикация того же Жаркова в той же газете? Он писал о связи генерала Павленко с местными воротилами «теневой экономики», о перестрелке в валютном баре чуть ли не в центре города. Это что — на другой планете происходило, у меня, в области, где я поставлен следить за соблюдением законности. Одна публикация, вторая, десятая... Капля, она, знаешь ли, камень долбит.
— Ну долбит, долбит, — Мудров внезапно как-то потух весь. — И чего он к нам пристебался, этот А. Жарков? Он вроде бы на воровстве в армии специализировался. Генерал
Павленко — военный, кто же виноват, что его округ в нашей области базируется...
— Володя, — устало перебил его Савин, — брось ты из себя невесть кого корежить — то ли целку, то ли придурка. Ты наделал, — тут он сильно понизил голос, будто бы их мог кто-то услышать здесь, в этом глухом закутке дачного участка, — ты наделал много халтуры. Ты хоть согласен это признать?
— Согласен, — пожал плечами Мудров.
— Тогда давай без дураков. Когда твой Юлин в оперативных сводках мелькает в пределах области — это одно. Но когда о нем начинает читать чуть ли не половина России — это уже начинает попахивать дерьмом. Когда вы с Масловым да с Курковым здесь экспериментируете — это еще куда ни шло, но когда эти мудаки попадают в руки гэбистам в другой области...
Он не докончил фразы и только сокрушенно покачал головой.
— У меня в области до сих пор не раскрыто, можно сказать, политическое убийство, продолжил Савин.
— Оно было бы раскрыто, если бы те типы были убиты при попытке к бегству. Нет людей — нет проблем.
— Ты соображаешь вообще, что говоришь?
— А вот теперь ты брось из себя девочку невинную строить, Виталий! — прошипел Мудров. Лицо его побагровело. — Как жрать, так все у корыта выстраиваются, а как жареным пахнет, так один Мудров вроде во всем виноват остается. Почему ты дал согласие на прекращение следствия по делу тех троих козлов? Очень сыграло? Недостаточно улик было, да?
Клюев, изображающий высшую степень отрешенности от мира и кайфа, от музыки, звучащей в наушниках плейера, даже вздрогнул слегка, когда устройство, улавливающее звуки человеческого голоса и на расстоянии несколько раз большем, добросовестно и, как ему показалось, даже слишком отчетливо и громко донесло до его слуха пассаж Мудрова о следствии по делу «троих козлов». Он оглянулся по сторонам, словно кто-то еще кроме него мог слышать эти слова.
Но никому, не было дела до одинокого меломана. Только Бирюков, изображая сильную заинтересованность процессом ужения рыбы, изредка бросал короткие взгляды в его сторону.