— Да, — мрачно констатировал Клюев, выслушав сообщение Епифанова, в этой стране куда как вольготнее живется преступнику, нежели честному обывателю. Почему не взяли Юлина? Опять доказательств не хватило?
— Я повторюсь, — спокойно ответил Епифанов, — но вы все время задаете риторические вопросы.
Ненашев положил на стол снимок.
— Вот она, трастовая компания «Кредо». Вид с крыши пятиэтажного дома, находящегося приблизительно в сотне метров от объекта.
— Но это же только здание, в котором эта компания находится, — пожал плечами Бирюков.
— Не угадал, Николаич. Аппаратик для съемок не простой, а золотой. Ты про халькогенитные соединения что-нибудь слыхал?
— Вроде бы слыхал, еще лет десять назад...
— Так вот, на эту пластиночку слой халькогенитов и нанесен. Разрешающая способность получается — как на снимке со спутника-шпиона. Кладешь иголку в стог сена, отходишь метров на двадцать, фотографируешь. На снимке иголку можно без труда обнаружить. Вот и на этом особняке можно без труда прочесть вывеску.
— Неужели? — усомнился Бирюков.
— А ты лупу возьми.
Бирюков поднес лупу к глазам и изумился:
— Фантастика! Даже мелкие трещины на кирпичах видны.
— А теперь, джентльмены, — призвал Ненашев, — смотрим сюда.
Он выложил на стол следующий снимок.
— Кто это покидает «Вольво»? Правильно, вы его узнали. Наш общий знакомый Игорь Юлин. Можете убедиться — номер на автомобиле легко просматривается, он вам тоже знаком. Не слишком ли часто Юлин наведывается в трастовую компанию?
— Может быть, и не слишком, — сказал Клюев. — Имеет прямой интерес. Не хочет «деревянные» в чулок класть, хочет «зеленые» в дело вкладывать. Но это версия, не больше.
— Как версия принимается, — милостиво согласился Ненашев. — Кстати, руководит этой компанией некий Парамонов. Помните: «А жена моя, товарищ Парамонов, в эго время находилась за границею.» Товарищ, то бишь, господин Парамонов в самом деле находится за границей — конкретно сейчас и большую часть времени вообще. А если даже Парамонов и не пребывает за границей, то живет в стольном городе Москве. Можно сделать запрос нашему благодетелю Беклемишеву — пусть, если у него имеются время и желание, «прокачает» этого Парамонова по своим «каналам». Но нас в данное время Парамонов должен интересовать, как максимум, во вторую очередь. А должен нас интересовать, — он жестом фокусника выхватил из кармана визитную карточку: фон под черненное серебро и буквы, горящие золотом. — Вайс-президент, ежели выражаться по-аглицки. Кто таков? Вэ Вэ Мудров. Стишками говорю. Чем знаменит сей Мудров? Тем, что он — отставной чекист.
— Слу-ушай, — протянул Клюев. — Да тебя самого пора во внешнюю разведку, в ведомство Примакова сватать. Откуда все эти сведения? Откуда визитка?
— Что не сможет дьявол — сможет женщина. А если женщина еще и потрясающе красива...
— Стоп, хватит рекламы, — остановил его Клюев. — Уже понятно, о ком идет речь. А слабо тебе ответить, какое занимает в этой трастовой компании наш бывший друг Павленко?
— Ничуть не слабо, — невозмутимо ответствовал Ненашев. — Место его обозначено несколько расплывчато — «член правления». В данное время господин Павленко тоже пребывает за границей, предположительно в Голландии.
— Вот это уже ты, брат, наверняка врешь — про Голландию, — усомнился Клюев.
— За что, как говорится, купил... Источник тот же.
— Хорошо, охотно верю. Источник заслуживает всяческой похвалы, так и передай. Но не хвались, не радуйся, что можешь нам все объяснить. Наш общий друг Епифанов сообщает, что причиной дружбы великой и трогательной между Юлиным и Мудровым является...
Договор.
Я, Юлин Игорь Станиславович, 1960 года рождения, русский, осужденный по ст, 146, ч.2 к 7 годам лишения свободы. в колонии усиленного режима, находясь в здравом уме, добровольно, без принуждения, обязуюсь сотрудничать с оперчастью в местах лишения свободы, то есть, давать сведения о готовящихся преступлениях (побег, убийство, подготовка массового выступления против администрации) в среде осужденных. Также я обязуюсь сообщать обо всех случаях нарушения среди контролерского состава и администрации. Обязуюсь сохранять оперативную тайну. Об ответственности за ее разглашение я предупрежден. Для подписи своих донесений буду пользоваться псевдонимом «Казаков».
15.10.87. Юлин И.С. /подпись/.
Игорь Юлин не испытывал мук выбора, подписывая этот договор. Его не нужно было агитировать, «обрабатывать». Обычно потенциальных стукачей на «зоне» находят стукачи действующие, передавая оперативнику с очередным донесением, что осужденного такого-то можно попробовать для вербовки.
Вербовка Юлина произошла гораздо раньше. То есть, вербовали его еще на свободе, когда он был студентом и не предполагал даже, что когда-то попадет на «зону».
Время тогда было напряженное, что и говорить. Как только в Афганистан ввели «ограниченный контингент», по всем предприятиям, по всем учреждениям, разбросанным по дебрям и весям необъятной страны, прошли беседы, тему и название которых объединительно можно выразить так: «Идеологическая борьба в современном мире». Беседы эти проводили не штатные лекторы из домов политпросвещений, а сотрудники КГБ. Являлся такой молодой человек и рассказывал о себе: закончил институт, по специальности металлург (химик, строитель и т.д.), потом закончил высшую школу КГБ, теперь приношу обществу максимальную пользу, к чему и вас всех настоятельно призываю.
Да, те беседы имели характер призывов и наставлений. О том, что в Афганистане находятся советские войска, как правило, не упоминалось. Молодые люди рассказывали, например, как недостаточно бдительные и беспечные советские туристы, попав в какую-нибудь загнивающую, псевдоблагополучную Данию или Швецию («Конечно, там в это время, зимой, то есть, можно купить клубнику, но вы бы посмотрели, какими порциями там покупают мясо — по сто-двести граммов!» Советскому обывателю, даже при той глупости, которую его призывали проявлять, как-то сразу приходило в голову, что если человек взял двести граммов, то он наверняка знает, что и завтра и послезавтра он в том же магазинчике возьмет столько же), как эти туристы становятся преступно беспечными, а бдительность теряют начисто.
— Вы знаете, что у нихпрактически не бывает пищевых отходов, — так горячился молодой человек, проводивший беседу на потоке, в котором учился Юлин. И все, по его убеждению, должны были подумать: во, елки-палки, не от хорошей жизни они все перерабатывают.
Но апофеозом беседы-наставления была история, иллюстрирующая потерю бдительности, а заодно и советской — «собственной» — гордости.
— Мужчины — они и есть мужчины, — молодой человек обвел аудиторию веселым взглядом, давая понять, что и он, несмотря на принадлежность к когорте наследников «железного Феликса», остается до умиления человечным, а точнее, мужиковатым. — Пиво баночное мы пробовали? Пробовали. Ручку наливную с раздевающейся девицей купили? Купили. Значки приобрели? Приобрели. Все — мужику ничего больше не надо.
Из зала, конечно, раздались реплики: «Можно и покрепче пива кое-чего попробовать.»
Но молодой человек только поднял руки ладонями вперед, как бы опять же показывая: ну, прекрасно, понимаю вас, мужики, сам в некотором смысле не аскет, только я сейчас о другом речь веду.
— Но вот представьте себе женщину, накупившую полную сумку всякой всячины, истратившую всю валюту (а что там тратить-то было?), а потом попавшую в магазин «Оптика» и увидевшую в том магазине оправы для очков. Когда руководитель группы вошел в тот магазин, — тут голос молодого человека обрел металлическое звучание, — он увидел, что эта женщина встала на колени и со слезами на глазах умоляет продавщицу дать ей оправу для очков в обмен на любую из своих покупок — покупки она вывалила на прилавок.