Но в том-то и дело, что они оказались лопоухими. Они следователю о своих планах поведали: мечтали, дескать, сбежать за границу, миллионеров там грабить. Все, дело готово! Главарь, Запевалов, «вышку» получил — правда, за другой эпизод, за убийство в Москве — а знакомые его, которые только болтали, собираясь вместе, о том, как они за границей большие деньги грабежом добывать станут, крупные сроки получили. Вот такие дела «контора» проворачивает. У нас в области тоже несколько подобных было — и все «с подачи» Спортсмена. Как же такого «кадра» сажать можно?
Он помолчал. Никто не задавал вопросов, никто не просил продолжить рассказ. Но Лихарев заговорил сам:
— Мне разнос устроили — что же, мол, дело «на живую нитку» сшил? Меня допрашивали, если называть вещи своими именами. Меня — проработавшего следователем прокуратуры почти двадцать лет! Что же мне оставалось делать? Ушел я из прокуратуры. И не жалею теперь, потому что все развалилось к хренам собачьим, профессионалом сейчас вовсе необязательно быть, надо быть политиком. Ты за того, али за этого — вот как вопрос теперь ставится. И ежели ты за этого, а большинство твоего начальства симпатию к этому питает, твое дело — табак. А, ладно, ну их всех к беней матери! — Лихарев энергично махнул рукой.
— Михаил Сергеевич, — осторожно начал черноусый, но Лихарев перебил его:
— А что же это вы меня не дразните?
— Чем не дразним?
— Да именем-отчеством, как у отставного генсека и Президента — перво-последнего. И старые знакомые, и новые — только и знают, что «достают». Я ведь и уволился практически в то же время, когда мой полный тезка от президентства отрекся.
— Не знаю, — улыбнулся черноусый, — в голову как-то не пришло сравнивать вас с Горбачевым. Я, Михаил Сергеевич, вот что хотел у вас спросить: вы ведь выясняли, как сами говорили, по неофициальным «каналам», что за «крыша» была у Юлина, кто были его высокие покровители.
— Выяснял, — Лихарев теперь выглядел абсолютно трезвым и каким-то поскучневшим.
— И что же вам удалось узнать?
— Вас, небось, фамилии интересуют? — криво улыбнулся Лихарев.
— Естественно.
— Х-хе! Для вас это,конечно, естественно. А теперь посмотрите на все со стороны: приходят ко мне незнакомые люди, поят меня водкой и требуют, чтобы я «раскололся» на предмет того, кто из руководства разных серьезных ведомств «крышу» главарю банды создал. Это я уволился, мужики, а они-то все — на места-ах! — Лихарев поднял указательный палец. — Ия должен каждому встречному рассказывать, какие они нехорошие дела творят, какие это плохие люди. Я уж не спрашиваю вас, мужики, сколько я после всего этого проживу, я про другое спрошу: неужели вы думаете, что тут фамилии важны? Должности — вот что главное.
— Но мы не «каждый встречный», — заговорил самый старший из «бывших беглых». — Для нас вопрос, заданный нами, возможно, вопрос жизни или смерти. Вы подобрались к Юлину и получили, наверное, выговор — в худшем случае, а в нашей с ним игре ставки покрупнее.
Похоже, он в чем-то убедил Лихарева. Тот задумался.
— Я сказал, с самого начала, что не буду интересоваться, кто вам на меня указал. Но я вам могу назвать человека, при разговоре с которым вы можете сослаться на меня. Он кое-что прояснит по кадровому составу областного УКГБ в девяностом и девяносто первом годах. Вы сразу поймете, о чем я говорил... А мужика, значит, зовут Крупицкий Владимир Иванович, из «конторы» его уволили за пьянство в восемьдесят девятом. О причине увольнения, сами понимаете, упоминать нежелательно.
— Спасибо за подсказку, — сказал черноусый, поднимаясь.
— Не за что.
Крупицкий Владимир Иванович оказался мужчиной за пятьдесят, крупным, ширококостным — типичный представитель племени работяг. Непонятно, как такого можно было уволить за пьянство — наверняка даже относительно высокого оклада майора КГБ было явно недостаточно для доведения столь могучего организма до состояния среднего опьянения хотя бы по два раза в неделю.
Хватило одного упоминания о том, что они пришли к Крупицкому по подсказке Лихарева, чтобы хозяин дома испытывал к гостям полное доверие. Три бутылки водки и заветная «ксива» Клюева довершили эффект.
В данное время Крупицкий работал грузчиком в речном порту. Несколько дней назад он травмировался — на левом его предплечье был наложен гипс. Крупицкий отвел внука в детский садик, жена, сын и невестка добывали на пропитание, как он выразился.
— Лихарев — мужик правильный, — заявил Крупицкий уже после первого стопаря. — Будь все такими, как он, Россия в дерьме не оказалась бы. Время сейчас настолько крысиное. Крысы людей отовсюду вытеснили. Молодые офицеры, что из «конторы» уволились, торгуют. Это, бля, разве занятие для нормального мужика — купи подешевле, продай подороже? А куда же молодым податься, если замначальника областного УКГБ генерал-майор Мудров в бизнесмены подался? Отъявленный демагог и ворюга — вот кто был и есть Мудров. И тогда поговаривали о всяких его темных делишках, но разве же к нему можно было подступиться? У него же самые чистые руки из всех были, самая холодная голова, самое горячее сердце. А он всякой шушерой, с воровскими «авторитетами» знался. Спрашивают, откуда сейчас столько воровства взялось. Да откуда же — из вчера!
Крупицкий называл еще много фамилий, перечисляя звания, но для гостей главное имя было произнесено. Мудрым все-таки оказался тезка Горбачева — сказал устами бывшего майора КГБ то, чего не захотел говорить сам.
Из подъезда дома, облицованного светло-голубой плиткой — очень престижного, «обкомовского», как его раньше называли — вышел мужчина в строгом синем костюме.
— Вот он, сукин сын Геев! — быстро сказал Ненашев.
— Голубов, Костя, — поправил его Клюев.
— Да я все путаю, по созвучию: «голубой». Одно слово — гомик. Здесь потревожим его, начальник?
— Здесь и потревожим, — согласился «Клюев. — Николаич, реди?
— Олвейс реди, — отозвался Бирюков.
— Тогда вперед, Костя!
Синий «лэнд ровер» — очередной подарок Марушкина — рванулся наперерез мужчине в синем костюме, собравшемуся переходить улицу на зеленый свет. «Лэнд ровер» вылетел на тротyap, задняя его дверца распахнулась, и мужчину в синем костюме словно струей воздуха втянуло внутрь автомобиля.
Никто, похоже, не обратил внимание на случившееся, а если и обратил, то наверняка не смог бы запомнить внешность того, кто втащил мужчину в синем костюме в «лэнд ровер».
Мощная жесткая лапища Бирюкова охватила затылок жертвы и так ловко толкнула ее внутрь салона, что тело жертвы буквально влетело на сиденье. И в то же время посыл был настолько точен, что тело, во-первых, не соприкоснулось с автомобилем, и, во-вторых, не улетело слишком далеко. Даже если бы это тело не встретило на пути препятствия в виде коленки Клюева, оно все равно не улетело бы в противоположную дверь.
— Ну-ну, — утихомирил Клюев неизвестно кого — то ли Бирюкова, то ли расположившееся у его левого бока тело. И тут же он прикрикнул:
— Ходу, ходу, ходу!
Ненашеву не надо было напоминать. Автомобиль понесся вниз по улице с веселым ревом, проскочив под только что зажегшийся желтый свет и увильнув от столкновения с другой иномаркой, за рулем которой, разумеется, сидел «крутой парень», ну просто не мыслящий себя передвигающимся без превышения скорости.
— Тихо, тихо, тихо, — почти в унисон клюевскому «ходу, ходу, ходу» произнес Бирюков, успокаивая похищенного.
Он, по-прежнему сжимал загривок Голубова правой рукой, сжал его левую руку чуть выше локтя большим и средним пальцем левой руки. Голубов слабо простонал и сомлел.