— А «кукол» навещаешь просто так? — наконец, легкая усмешка коснулась его губ.
Об этом знают все, я плохо скрывалась, раз даже хозяин в курсе.
— Можешь сообщить Грегори, если хочешь, — отмахнулась, толкнув его и пройдя вперед.
— Будь осторожна, Мелит.
— Пошел ты на хуй, Даниэль.
Глава VII
— Еще немного, маленькая, терпи, — твердила Рупа, еле ковыляя и придерживая меня за руку. — Нас ждет проводник.
Мы бежали по ночному лесу, периодически прячась за густыми кустами акаций. Скоро в борделе меня спохватились бы. Не успели даже выбраться из города. Затея — сплошное безумие, но няня вернулась за мной, не бросила!
Звуки сверчков казались своеобразным сопровождением в отдыхающем от дневной жары лесу. Лунный свет стал яснее, а тени, напротив, чернели и искажались, будто помимо нас кто-то еще был здесь.
— Мелит, нам надо идти быстрее, скоро лорд Дисад узнает о побеге.
Острые черные ветви царапали ноги, мягкие туфли, которые я носила в борделе, не защищали. Дыхание начало подводить, из-за чего при каждом вздохе нас подставлял мой кашель, громкой трелью раздававшийся ночью. Где-то вдалеке завыла собака, а спереди все еще пролегал мрачный ночной лес, конца которому не видно.
— Терпи, маленькая, терпи! — уже не по-женски рыкнула она, ломая очередную ветку, едва не ударившую по лицу.
— Рупа, — еле дыша попросила я. — Рупа, куда мы идем?
— Проводник поможет перебраться в Сумеречную, все будет хорошо, маленькая. Я же обещала, что никогда не оставлю тебя, — оборачиваясь произносит няня, грустным взглядом рассматривая меня.
За этот год она сильно постарела и стала напоминать старушку, хотя раньше просто была молодой женщиной. Не представляю, что ей довелось пережить ради моего освобождения. Впервые за все эти годы задумалась, почему я не называла ее мамой? Ведь она была со мной с рождения, кормила и воспитывала, в ответ никогда не слыша ласковых слов и получая постоянные вспышки гнева. Она никогда даже не претендовала на роль матери, свято чтя память усопшей. И самое главное, я считала выше своего достоинства произнести необходимые для нее слова, которые она пыталась выбить на протяжении всего моего детства.
— Рупа, я тебя лю…
Треск. Сотней гибнущих насекомых захрустела листва под ногами. Спрятаться в очередной раз мы не успели, да и не смогли бы, ведь он стоял у нас на пути. Луна слепила, выжигая все тени и не позволяя скрыться от красного взора. С ужасающим безразличием смотрел палач на Рупу, а черная маска лишь подчеркивала нечеловеческое, присутствовавшее в нем.
В этот момент все казалось зловещим: и черные ветви деревьев, чеканящиеся на круглом лунном соцветии, и обнаженный подобно игле длинный меч, который расслабленно держал убийца.
— Даниэль, — пролепетала со страхом, нервно взяв Рупу за руку.
Идет медленно. Уверенно, плавно и пугающе. Будто плывет по земле. Затянутый в черное, как предвестник апокалипсиса, с белоснежной, не человеческой кожей, на контрасте с одеждой придающей ему вид мертвеца.
Рупа глядела на него с ужасом, по сравнению с которым все пережитое ей казалось лишь легким пляжным песком.
— Уходи, — тихо произнесла няне, глядя только на Даниэля Дисада.
— Ты нарушила правило, Мелит, — негромким голосом произносит палач.
— Даниэль, стой! — заорала вне себя, уловив ход его мыслей.
Молниеносным движением он скрылся из виду, но сразу же появился за спиной Рупы и одним хладнокровным движением вогнал меч в спину няни, лишив ту жизни.
Что я помню? Только лицо, застывшее в немом ужасе. Еще несколько часов назад она спасала меня, строила планы на совместное будущее, а сейчас напоминала сломанную фарфоровую куклу.
Когда я осознала убийство Рупы полностью, когда поняла, что ее больше нет, только тогда отчаянный крик вырвался из горла.
— Рупа! Рупа! — орала, тряся ее и не отрывая взгляда от родного лица. — Рупа! — обняла, рыдая и словно пытаясь вдохнуть жизнь в тело, навсегда потерявшее душу.
— Ты нарушила, — без тени эмоций сказал Даниэль. — Вернись немедленно, — схватил меня за плечо и поднял.
— Нет! Не трогай меня! — плакала, обнажив сердце перед ним.
С чего я взяла, что меня убьют? Вряд ли, как только Грегори узнает, смерть покажется для меня лишь благословением.
— Не трогай меня, ублюдок! — я орала, вырываясь, ведь Даниэль держал над землей так, будто мой вес приравнивался нулю. — Я не уйду, Рупа! Рупа! — дрожа и захлебываясь слезами только и могла произнести.
— Ты должна пойти.