Переоценить противника в худшем случае означает лишь принятие чрезмерных предосторожностей. Недооценка противника, в особенности такого, как наш, может оказаться роковой. Мне кажется, что решение вопроса в данном случае лучше всего предоставить психологу, но если угодно, мы можем выработать совместное решение.
Обращение к компьютеру было сочтено излишним: все согласились, что решение лучше всего предоставить Эйчампу Восьмому, говорящему от имени Босконии.
- Мое решение очевидно, - взвешивая каждое слово, объявил Восьмой. - Я отправлюсь туда сам, в одиночку. Помимо всего прочего я в большей степени, чем остальные, склонен считать, что в изложенной Гельмутом версии событий есть доля истины. Мой разум единственный, в чьей силе я абсолютно уверен. Я твердо знаю также, что мой разум способен противостоять любой интеллектуальной силе, какой бы интенсивной она ни была, независимо от способа ее применения. Мне не надо других спутников, кроме обитателей Эйча, но и тех придется подвергнуть тщательной проверке, прежде чем они поднимутся на борт космического корабля вместе со мной.
- Я так и думал, что вы примете именно такое решение, - сказал Первый. - Я тоже отправляюсь вами. Думаю, что мой разум выдержит все нагрузки.
- Не сомневаюсь. Полагаю, что в вашем случае проверка излишни, согласился психолог.
- И я! И я! - слились в хор голоса остальных участников совещания.
- Нет, - последовал краткий ответ Первого. - Двух членов экипажа вполне достаточно, чтобы управлять всеми механизмами и оружием на борту космического корабля. Увеличить экипаж за счет босконцев означало бы неоправданно ослабить наши позиции. Вам отлично известно, что многие делают все от них зависящее за право занять место на этой скамье. Взять с собой в экспедицию более слабый разум, даже если он принадлежит выходцу из эйчей, означало бы навлечь на себя беду. Вдвоем мы будем в безопасности, я - потому, что неоднократно доказывал свое право на титул Первого, говорящего от имени Босконии, Эйчамп как непревзойденный знаток психики и интеллекта. Наш корабль готов к отлету. Мы отправляемся немедля.
Как уже упоминалось, среди эйчей не было трусов. Они были тиранами и диктаторами, самыми жестокими и бессердечными, черствыми и безжалостными, холодными, как скалы их каменистого мира, беспощадными, словно сказочный Джаггернаут, но всех их отличала логичность мышления и стойкость духа. Тот же, кто был лучше всего приспособлен, выполнял поставленную перед собой задачу неукоснительно, как нечто само собой разумеющееся, делал свое дело с лишенным всяких эмоций автоматизмом хорошо отлаженного механизма, кем он в действительности и был. И поэтому в полет отправились Первый и Восьмой из числа говорящих от имени Босконии.
Их корабль, темный снаружи и изнутри, так как свет им не нужен, не имел на борту привычной землянам атмосферы, ибо они не принадлежали к числу существ, дышащих кислородом, пересек усеянные звездами просторы на периферии Второй галактики, пронесся через еще более разреженное межгалактическое пространство и оказался в пределах земной галактики, где взял курс к внушавшей всем непрошеным гостям непреодолимый ужас планете Эрайзия.
Но даже двое босконцев при всей своей храбрости не отважились приблизиться вплотную к планете и остановились на максимальном расстоянии, которое позволяло выпустить торпеду точно по цели. И все же такой предосторожности оказалось недостаточно, и корабль эйчей проколол защитный экран, создаваемый силой эрайзианской мысли и окутывавший всю планету. Прицелившись, Эйчлан протянул щупальца к пусковому механизму ракет с атомными боеголовками (нужно ли говорить, что семеро оставшихся на родине членов Совета следили за каждым движением Эйчлана с максимальным напряжением, на которое только были способны), но произвести боевой пуск ему так и не удалось: мысль, острая, как игла, и твердая, словно закаленная сталь, пронзила его мозг.
- Остановись! - скомандовала мысль, и Эйчлан, как и его босконский компаньон, повиновался.
Оба замерли, не в силах пошевелить ни одним мускулом, словно окаменев; остальные члены Совета в изумлении смотрели на них, не в силах понять, в чем дело. Приборы и механизмы на борту корабля оставались в том же состоянии, в котором они пребывали перед тем, как Эйчлан потянулся к пусковому механизму: механизмы не были чувствительны к мысли, с ними ничего не происходило. Придя в себя, семеро членов Совета, оставшиеся на Джарневоне, начали понимать, что происходит нечто необычное, ужасное, неожиданное, решительно не укладывающееся в разработанный ими план операции. Но вмешаться и что-нибудь предпринять они не могли; им оставалось только пассивно наблюдать за происходящим и ждать.
- Так это Лан и Амп с Джарневона! Вот кто к нам пожаловал, - раздалось между тем в головах у двух членов Совета, неподвижно замерших в кабине космического корабля, дрейфовавшего на дальних подступах к Эрайзии. - Поистине правы Старейшины. Мой разум еще не сведущ, созданная мною картина Космического Целого, как я теперь понимаю, страдала многими погрешностями и неточностями. Но вы превосходно укладываетесь в обобщенную мной теперь схему, и я весьма признателен вам за то, что вы дали мне новый материал. Располагая им, я продолжу строить свою картину Мира.
Думаю, что следует отпустить вас и дать благополучно вернуться на свою планету. Как вам известно, мы предупреждали Гельмута, вашего младшего компаньона, и вы могли поплатиться жизнью за попытку злостно нарушить запретную для незваных гостей зону вокруг Эрайзии. Но бессмысленное или не вызываемое необходимостью разрушение не способствует интеллектуальному совершенству, поэтому я вас отпускаю. Вы вольны вернуться на свою планету. Повторю лишь инструкции, которые давал вашему подчиненному: никогда, ни под каким видом не возвращайтесь к нашей планете и не приближайтесь к ней.
Эрайзианин воздействовал на босконцев ничтожной долей своей силы, но тела непрошеных гостей были почти парализованы, хотя разум не затронут. Психолог холодно заметил: