Дядя Андрей обжог только глазами и ухватил Ванюшку за шиворот.
— А про картинки-то, видно, ты и позабыл? — загремел мужик.
— Волоки его, волоки, дядюшка Андрей! — кричит Кузьмин сынишка…
Громкий, мучительный стон вырвался из груди Ванюшки, и в глазах его помутилось… Вдруг он как будто услышал голос барина, кто-то поднял его, погодя опустил, и он почувствовал, что под ним быстро-быстро так побежала земля.
Уже скоро полдень. Ради великого праздника светит солнце, любовно заглядывая в маленькие оконца бобылкиной избенки. На лавке, прикрытой шубенкой, спал Ванюшка. Старуха беззвучно двигалась по избе, тревожно взглядывая на спящего внучка… Луч солнца упал на лицо мальчугана, веки его дрогнули, и глаза открылись; он посмотрел вокруг и увидел знакомое старушечье лицо.
— Бабушка! Да где я?
— Дома, касатик! — обрадовалась старуха и подошла к лавке. — Выспался ли, дитятко?
Внук недоумевал.
— Бабушка! Да ведь я в лесу был, я помню, оттуда не приходил. Как же я дома-то?
— А тебя, родимый, ангелы принесли. Ты в лесу-то заснул, может, и замерз бы там, а Бог-то не попустил, велел ангелам взять тебя и к бабушке доставить. Головка у тебя не болит? Ты здоров? — и она приложила ко лбу внука свою морщинистую руку.
— Да я здоров, бабушка! Со мной ничего не сделалось, — и мальчик вскочил, сел на лавке и весело глядел на лицо старухи, на прибранную избенку и ясный, солнечный день, манящий все живое на улицу. — А ты мне скажи, как я домой-то попал?
— Все расскажу, сперва только встань, умойся, да наперед Богу помолись.
Внук спрыгнул с лавки, босиком подбежал к глиняному рукомойнику, умылся и помолился Богу.
— С праздником, бабушка, тебя поздравляю!
— И тебя с праздником, касатик!.. Ну, а теперь-то оденься и поешь!
Старуха подала внуку новую ситцевую рубашечку и нанковые штаники; поставила черные валеные сапожки и положила на стол хорошую шапку. Мальчик обрадовался, увидав обновки.
— А где ты это взяла? — спросил он.
— Бог тебе прислал.
Нарядив мальчика во все новое, расчесав гребешком мягкие шелковистые волосы и посадив его на лавку, старуха рассказала, как учителев барин, возвращаясь от обедни домой, услыхал близ дороги в лесу ребячий стон, выскочил из саней и побежал на этот стон. Глядит, спит на пне, прислонившись головушкой к березке, мальчик, — испугался, подумал, не помер ли уж мальчик; но видит, теплый весь, а по личику румянчик разливается. Взял мальчика на руки, положил в сани и привез к бабушке.
— Ты и в избе, как несли тебя, не просыпался; так сонного тебя мы с барином и положили, — заключила свой рассказ старуха.
— Так это барин обо мне порадел! — воскликнул благодарно Ванюшка. — Он, наш кормилец. Вскоре, как ты с товарищами к заутрене ушел, приехал и он, гостинцы, обновки тебе привез. Дорогой-то, сказывал, он обогнал вас.
Мальчик вспомнил, что произошло с ним накануне, и все радужные краски сбежали с его лица. Старуха приметила перемену во внуке.
— Долго ты спал, — промолвила она. — Ребятенки уж два раза по тебя прибегали. Кузьмин Прошатка с гармонией приходил.
— А он ничего тебе не говорил?
— Да говорил, чтобы ты, как встанешь, гулять к ним поскорее выбегал.
Ванюшка просиял.
— Так давай мне чего поесть, да я и побегу к ним.
С. Т. Семенов
Шпитонок[16]
С. Т. Семенов (1868–1922) происходил из бедной крестьянской семьи, из 14 детей выжил только он. Самоучка, с детства скитался по России в поисках заработка. Писать стал под влиянием народных рассказов Л. Н. Толстого. В конце 1880-х гг. вернулся в родные места Московской губ. и занялся крестьянским хозяйством. Писал в основном зимой, практически все сочинения посылал Толстому на отзыв. В 1900-е гг. путешествует по Европе, общается с революционерами-эмигрантами, принимает участие в крестьянских волнениях 1905 г. С толстовским движением разошелся во взглядах на крестьянский вопрос, активно поддерживал аграрную реформу П. А. Столыпина. После революции занимался общественной деятельностью в деревне. Был убит соседом. Рассказ «Шпитонок» был опубликован отдельной брошюрой в серии издательства «Посредник» (№ 156, 1894, затем многократно переиздан).
Было очень раннее утро. Ночная темнота чуть-чуть поредела, как одна из заботливых хозяек деревни Пуриковой, Маланья Гарина, уже вскочила с постели, накинула на вскосмаченную голову платок, пошатываясь подошла к окну и выглянула на улицу.
На улице было темно и тихо. Хотя на востоке загоралась заря и звезды начинали тускнеть, но в Пуриковой все еще спали.