— И все же… — женщина протянула свои руки в рукам мальчишки и взяла в свою ладонь его руку.
«Такая холодная…» — подумала она, но не отвела взгляда и смотрела мальчишке в глаза, в ее душе все еще теплилась надежда, что ее друга еще можно спасти. Мальчишка отдернул руку, словно от прикосновения женщины его ударило током или сильно обожгло. Больше они не говорили друг другу ни слова. Только смотрела в глаза и пытались прочесть мысли друг друга. Прошлое давало о себе знать, напоминало оно о себе, вороша пепел памяти. Словно ветер поднимая пожухлую листву в новый танец, воспоминания о совместном прошлом этих двоих поднимались из глубин памяти, всплывали нечеткими картинками перед глазами, застилая взор, не давая увидеть реальность.
Под музыку непогоды мальчишка вспоминал историю его семьи, которую он узнал от няни в приюте перед тем как сбежать, и тот роковой случай что свел его и Элис.
Мать Акеми, Томико Нисимура* была эмигрантка, что приехала в новый свет с дальнего востока, из страны восходящего солнца искать новой жизни, но вместо этого спуталась с дурными людьми, опозорила свой род, понесла от не понять кого. Вернуться на родину она не имела ни средств, ни возможности. Написав письмо отцу, Томико стала ждать ответа, коротая дни и ночи в старом полуразвалившемся сарае на заброшенной ферме, неподалеку от городка, название которого стерлось с памяти людей. Все таки тогда стоял на дворе девятнадцатый век. Вскоре в город приехала еще и тетя Томико — Сэнго. Она не стала вести с племянницей теплых бесед и первым делом, встретив племянницу на вокзале, влепила звонкую пощечину и даже плюнула в лицо. Это считалось самым сильным признаком презрения. Живот Томико к приезду родной тетки уже значительно выделялся, аборт делать было уже поздно, оставалось лишь вынашивать и потом бросить.
Приюта в том городе не было, но он был в соседнем и добираться до него было не просто, ибо он был далековато, но Сенго настаивала, и Томико ничего не оставалось, как согласится. Путь в тот город был не близкий и должен был занять неделю, но из-за частых остановок. Связаны они были непосредственно беременностью Томико. Ее часто рвало. Сильно мучилась она и от головокружений.
Сенго посматривала на живот племянницы и ей казалось что внутри растет совершенно нечеловеческое дитя. Сколько бы тетушка не расспрашивала Томико об отце ребенка, девушка молчала.
«Внутри нее растет демон, она понесла от демона!» — именно к такому выводу пришла Сенго, глядя, как живот ее племянницы становится все больше. Казалось существо, что росло внутри чрева девушки росло по часам, а не по дням.
— Ты понесла от демона, маленькая дрянь! — в одну из остановок Сенго не выдержала и вытащив Томико из повозки, стала избивать кнутом для погонки лошадей.
Девушка закрывала лицо руками и закрывала живот. Когда тетя немного успокоилась и опустила кнут, повернувшись спиной к племяннице, Томико подняв булыжник с обочины дороги, ударила тетушку им по голове. Сенго после удара лишь развернулась, с ее головы потекла кровь.
Она посмотрела рассеянным взглядом на племянницу и покачавшись несколько минут упала к ее ногам, обозвав напоследок шлюхой.
Усевшись на место извозчика, где еще недавно сидела тетя, девушка ударила кнутом по спинам лошадей. Те встревоженно заржали и устремились вперед. Повозка от неровной дороги и скорости лошадей, раскачалась так, что в любой момент могла перевернутся. Но по воле судьбы или просто по чистой случайности не перевернулась. И Томико добралась до города благополучно.
По прибытию в город, на нее смотрели косо, с презрением. Однако, Томико давно привыкла к подобным взглядам и свыклась с мыслью, что ни в одном из городов нового света с ней не будут приветливы.
Родила она, спустя пять недель, как прибыла в город, как раз к началу зимы. Обосновалась в одном из покинутых домов и подрабатывала в салуне пока могла, но стоило животу стать еще больше, как Томико пришлось бросить и эту работу. Однако мир был не без добрых людей, к концу сентября — началу октября девушку взяли к себе в дом одна пожилая пара. Томико помогала им на ферме. Девушка переехала жить к ним и вскоре заменила им умершую от тифа пять лет назад дочь.
Роды оказались тяжелыми, повитухи не было рядом, а старики, что приютили девушку не могли принять роды должным образом. Ребенок только успел появится на свет, его еще не омытого в крови поднесли к матери. Томико успела лишь вымолвить его имя и испустила дух.
«Акеми» — вымолвила девица дрожащими губами. Старики прекрасно понимали, что не смогут воспитать и поднять на ноги младенца, возраст был уже не тот, потому они, собрав вещи матери в узелок и взяв младенца отнесли его к приюту «Белая роза», где постучал в двери и оставил мальчишку на попечении сестры Энн. Рассказал ей историю Томико, которую он услышал из уст самой девушки. На утро на ферму пришли нанятые рабочие. Они забрали тело и похоронили его на местном кладбище. В изголовье стоял крест, но так как ни кто из них не умел писать или читать на кресте могилы так и не появилось надписи. Вместо нее, что могила хоть как-то отличалась на месте где должно было быть имя вывели несколько крестиков мелких белой краской.