в лесу разлилась абсолютная тишина.
Сев в кровати, Джейс закашлялся. Одежда и простынь под ним были липкими от пота. Руки так же были мокрыми. Закрыв глаза, чтобы не видеть, он поднес ладонь к лицу и
провел по ней языком. Это просто пот. Он вспотел во сне. Его рот наполнился слюной, а
затем появился соленый привкус. Кровь.
Он галантно поклонился, а затем предложил девушке руку. Ее щеки вспыхнули от
смущения, но во взгляде читалось что-то еще. Она была польщена. Ну, конечно же. Дочь
лорда Блэквула была симпатичной. В ней отсутствовала та броская красота, что в первую очередь привлекает взгляд во время бала, но чем дольше он на нее смотрел, тем больше
ему хотелось смотреть еще.
Она приняла его руку, и они вместе медленно шли по садовой дорожке. Даже сквозь
ткань перчатки он ощущал холод, исходящий от нее.
- Мы не виделись всего несколько дней, и за это время вы очень изменились, миледи, - неожиданно для себя проговорил он.
- Изменилась? - спросила она с легкой улыбкой.
Он почувствовал, что выставил себя дураком, и от этого еще больше покраснел:
- Мне кажется, вы стали выше ростом, - закончил он неуверенно.
Девушка изящно пожала плечами:
- Моя мама говорит, что люди растут очень внезапно.
- Должно быть, она права. Когда лорд Блэквул снова почтит нас визитом?
- Нескоро. У отца много дел на севере. Быть может, мы не увидимся несколько месяцев или даже дольше.
Из беседки показалась леди Блэквул, одетая в длинное черное платье:
- Морт, дорогая, мы отправляемся прямо сейчас.
Как он мог забыть это лицо?
Девушка, которая спрыгнула с крыши, - Мортенрейн Блэквул, дочь лорда Блэквула и
будущая королева черных. Как знать, состоялась ли уже свадьба? Впрочем, какое это
уже имеет значение. Даже если свадьбу уже сыграли, черным потребуется новая
принцесса. Джейс против воли улыбнулся, вспомнив ошарашенное лицо своего братца.
Он вернулся в город. Судя по всему, его отсутствие так никто и не заметил. Хорошо
быть незаметным и исчезать, когда тебе вздумается. Когда он жил во дворце, то не мог
позволить себе ничего подобного.
На пути в свой дом, он наткнулся на Ксара. Причем тот уставился на него с таким
неподкупным удивлением, что Джейс сразу же понял, что парень долго ждал его здесь.
- Привет, Ксар, - небрежно бросил Джейс, открывая дверь ключом.
Иногда Торис присылал Ксара к мейстрам, если ему были нужны какие-нибудь детали, или же, наоборот, у него появлялось то, что нужно мейстрам. Впрочем, сейчас у Джейса
ничего не было для Ториса.
- Мне ничего не нужно, приятель, - сказал он с порога, собираясь захлопнуть дверь у
парня перед носом.
- Знаю. Меня прислал сюда Торис. У него проблемы с девушкой, которую вы нашли.
Джейс резко остановил дверь, удивленно изогнув бровь:
- В каком смысле проблемы?
- Это лучше увидеть своими глазами.
Шая
После побега, а затем и скоропостижной смерти принцессы Мортенрейн королевский
замок погрузился в настоящий хаос. Король принял решение не сообщать всему
королевству об этой печальной новости никому, даже ее родным. По крайней мере, так
скоро. Все произошло так быстро, что это даже в голове не укладывалось. Ужаснее всего было смотреть на Айрона. Шая еще ни разу в жизни не видела брата таким подавленным. Он ни с кем не разговаривал, отказывался есть и пить, и все время пропадал в конюшне,
ухаживая за лошадьми, разогнав оттуда всех слуг.
Король был скорее разозлен, чем опечален.
Что касается самой Шаи, она, услышав эту новость, испытала странную даже для нее
радость, тот час сменившуюся ужасом. Подобная мысль была просто омерзительна.
И все же Морт недолго была принцессой. Такое обращение с собственной жизнью
было насмешкой над Шаей, всеми силами своей души ухватившейся за жизнь. Она
старалась сделать как можно больше, зная, что каждый день может стать для нее
последним, в то время, как Морт добровольно лишила себя всего. А ведь она могла стать королевой, Айрон и все королевство принадлежали бы ей. Стоит ли этого какое-то
эфемерное ощущение свободы? Шая была уверена, что жизнь, какой бы она ни была, -
самый ценный дар для человека, тот, что дается только один раз и стоит любой цены,
какую человек решится за нее заплатить.
В последнее время во дворце стало совершенно скучно, но со скукой Шая умела
бороться, в отличие от боли. Ремиссия закончилась так же внезапно, как и всегда.
Просыпаясь, Шая могла только открыть глаза и смотреть в потолок. Так она и лежала,
пока кто-то из слуг не входил в комнату и не помогал ей принять сидячее положение:
слишком уж больно было пошевелиться. Обычно она приказывала поставить перед собой книгу и читала, но в этот раз болезнь лишила ее и этого. Уже через несколько минут
чтения глаза начинали ужасно слезиться, а следом следовала жуткая мигрень, словно в
мозг вбили множество гвоздей. Служанка пробовала читать ей вслух, но как Шая не
напрягалась, ей так и не удавалось понять смысла прочитанных слов.
Она могла только сидеть и весь день смотреть в окно. Служанка была слишком занята, чтобы весь день сидеть с ней, а членам собственной семьи она была глубоко безразлична, никто из них даже не вспоминал о ней в такие моменты. Риду так же было не до нее
сейчас, так как он был занят по хозяйству.
В такие дни, как этот, Шая часто думала о том, что все это можно было прекратить.
Как она не пыталась убедить себя в том, что она истинная принцесса, которая может
справиться с чем угодно, ей все равно было страшно. Она не боялась смерти или боли,
не боялась одиночества или пренебрежительно отношения к себе, безразличия людей,
только всепоглощающей обреченности, отсутствия надежды, чувства, что ничего нельзя
изменить.
Когда бывало особенно тяжело, высокий худой доктор с запавшими глазами, тихо
шептал ей на ухо:
- Только скажи, и я прекращу эти страдания.
Она знала, что это было против правил. Если король узнает, доктора будут пытать,
пока тот не умрет, но все же это предложение было безумно соблазнительным. Одна
инъекция - и она будет свободна. Навсегда. Но все же были вещи, которые останавливали ее от того, чтобы поддаться малодушию и согласиться. Во-первых, ей было жаль доктора, который один из немногих относился к ней по-доброму, во-вторых, постоянная жажда
знаний требовала того, чтобы она жила, а в-третьих, где-то глубоко внутри в ее теле,
скрытый под кожей и мышцами, скрывался стальной стержень гордости. Сдаться
означает проявить трусость, признать свою слабость и то, что она недостойна быть
принцессой.
Шая не слабая!
Сделав глубокий вдох, она скомкала простыню в кулаках и сжала зубы, стараясь
сдержать крик, а затем медленно, словно в трансе, попыталась пошевелить пальцами ног. Тело отозвалось болью; зародившись в ступнях, она ледяной волной прокаталась вдоль
щиколоток и бедер, достигла груди и замерла лишь в затылке. Шая крепче сжала кулаки, чувствуя, как затряслись руки. Смешанная с кровью слюна стекала по подбородку.
Эта безумная попытка не принесла ей ничего, кроме нового унижения. К тому же
теперь она не могла пошевелить и руками. Она уставала так быстро, что чувствовала
себя столетней старухой.
Даже далекая страна фантазий стала недосягаемой. Было слишком больно даже для
того, чтобы плакать.
Она сидела, облокотившись спиной о высокую гору подушек, широко раскрыв глаза.