- Я жажду мести, - ответила Морт, - и ничего не хочу так сильно, как увидеть на
своем клинке королевскую кровь, - и добавила, вспоминая слова из старой истории
серых, ходившей среди народа. - Пусть плаха сера, но она расцветет, как розовый куст,
коль падет на нее королевская кровь.
- Три слова всегда, - подхватил старик, - и ночь пусть уйдет, рассеется мгла. Король
пусть умрет. Король пусть умрет.
- Смерть королю, - закончили они в один голос.
Старик покрутил на длинном узловатом пальце огромный перстень с изумрудом в
серебряной оправе, а затем его лицо тронула слабая улыбка.
- У тебя будет шанс доказать, достойна ли ты носить маску, Рейн.
И она доказала. Не зря она училась у лучших воинов королевства с шести лет,
чтобы не говорила об этом ее мать. Чтобы добыть маску, ей пришлось сразиться со
всеми претендентами, общим числом двадцать четыре человека, и она вышла
победительницей в каждой из схваток.
Теперь девушка сидела на полу, скрестив ноги, и старалась даже дышать как можно
тише, чтобы не тревожить лишний раз уставшее израненное тело, где, казалось, не
осталось не единого живого места, несмотря на это ее распирало от гордости: ни у
одного из ее братьев не хватило бы смелости совершить то, на что решила она.
Девушка на вытянутых руках держала завоеванный приз - тяжелую железную
маску - точно такую же, как те две, висевшие в ее комнате, а теперь хранившиеся в
надежном месте, зарытые в земле, под стеной. Ее собственная маска была насыщенного
изумрудно-зеленого цвета, что не очень-то вязалось с ее новым именем, которое ей дал
Мастер.
Теперь для всех мейстров ее будут звать Опал, и это уже второе имя, которое она
получила по другую стороны стены. Принцессы Морт больше нет, вместо нее теперь
есть бесстрашная девушка Рейн и жесткий, непреклонный, безликий воин, имя которому Опал.
Тони был первым, кому она рассказала о своем назначении, и вместе с ним, хотела
она того или нет, об этом узнал и тот другой, клон ее принца, Джейс. Она больше не
принимала его за своего мужа, но все равно старалась избегать его, так как, видя его, не
могла ни вспоминать о Айроне. И в эти короткие мгновения, прежде чем ей удавалось
взять себя в руки, она испытывала тяжелое щемящее чувство, справиться с которым с
каждым разом становилось все труднее и труднее.
Она не хотела возвращаться обратно, даже мысль об это была для нее невыносима.
Она не скучала ни за королевством, с его вечными запретами, ни за дворцом, ни за
семьей, всегда относившейся к ней с таким холодом.
Единственным, о чем Рейн позволяла себе скучать, был Айрон. И хотя девушка
отдавала себе отчет в том, что придуманный образ, существующий в ее мыслях, мало
соответствует действительности, забыть о нем надолго было выше ее сил.
Иногда по ночам она садилась у окна, раскрыв ставни, и любовалась звездным небом, вспоминая о доме и о месте, которое могло бы стать ее новым домом, если бы она только позволила. Именно тогда ей казалось, что стоит только закрыть глаза и сосредоточиться, и она узнает, о чем сейчас думает принц.
Но вряд ли он хотя бы вспоминает о ней.
Надо же, ведь Айрон уверен, что она мертва.
И так для нее будет только лучше.
Здесь только Рейн и ее зеленая маска, гладкая и прохладная внутри, но зато покрытая тонкими, острыми, как крошечные иглы, шипами снаружи: сверху вдоль лба и по бокам.
Она должна будет убивать черных. И станет делать это.
Она больше не принцесса, а они не ее народ.
Она мейстр и намерена доказать всем и, прежде всего, самой себе, что заслуживает
носить эту маску.
Камилла
В то время как дворец придерживал траур, и о скоропостижной смерти принцессы
Мортенрейн в королевстве ничего не было известно, леди Камилла все свое свободное
время посвящала малышке Эмроуз.
Это было, наверное, лучшее время в ее жизни. Девочка была не только очень
послушной и милой, она проявляла склонности в игре на рояле и рисовании акварелью,
попросила придворную швею научить ее шить платья для своих кукол, любила гулять по
саду, и уход за маленьким садиком в ее комнате, приносил ей просто неимоверное
удовольствие. И Камилла не могла ни радоваться, наблюдая за девочкой. Даже лорд
Блэквул заметил, что никогда не видел, чтобы его жена улыбалась так часто и так много, как сейчас.
Все в поместье шло своим чередом. Слуги справлялись со всем без ее помощи,
сыновья с позднего вечера и почти до самого рассвета были заняты тренировками на
ристалище, лорда почти не было дома, и леди почти все время была предоставлена сама
себе.
И еще ей приносило непередаваемое удовольствие то, что с каждым днем она все
чаще и чаще замечала в поведении малышки жесты и мимику, как две капли похожие
на собственные. Камилле доставало радость исполнять все прихоти своей питомицы. Она почти каждый день заказывала для нее новые прекрасные наряды, для нее делали
невероятно искусных дорогих кукол из фарфора, одну из комнат специально для Эмри
переделали на теплицу и запустили внутрь с полусотню разноцветных бабочек, от крошек, не больше пальца мизинца, до настоящих гигантов, размером с мужскую ладонь.
Камилла была счастлива: наконец-то она получила то, чего хотела так долго, и что у
нее отняли, так и не дав насладиться. Она вспоминала о Морт, но теперь мысли о старшей дочери почти не занимали ее, ведь та никогда не принадлежала ей так, как Эмри.
Морт была упрямая, своевольная, прямая да к тому же обладала мужским характером. Она была больше похожа на своего отца, чем каждый из ее братьев. Ни женственности, ни нежности, ни обходительности. Морт предпочитала хитрости силу, и всегда шла
напролом, даже зная, что потерпит неудачу. Это даже несправедливо, почему не Эмри
ее родная дочь? Почему роль принцессы не досталась такому милому и очаровательному созданию?
Камилла была почти уверена, что брак изменит Морт, и надеялась на то, что королева из нее выйдет лучше, чем принцесса.
Во время ужина она по привычке смотрела на третий стул слева, готовясь сделать
очередное замечание, но он теперь пустовал, серебряный сад так же опустел без Морт,
и ее комната, откуда прежде даже днем иногда доносился грохот оружия. В остальном же, казалось, ничего не изменилось. Рана затянулась слишком быстро. И Камилла знала, что
где-то это и ее вина в том числе.
Шорох ее прекрасного серебристо-голубого платья напоминал хруст снега. Длинная юбка волочилась бы по полу и темно-серым ступенькам винтажной лестницы,
одновременно огромной и узкой, массивной и в то же время невесомой, если бы Эмри
не несла ее конец в своих маленьких пухлых ручках, одетых в голубые перчатки. Точно
такие покрывали изящные руки Камиллы.
Камилла родилась в знатной семье, насчитывающей ни один десяток поколений, но
еще ее дедушка, имевший непреодолимую страсть к азартным играм и выпивке, оставил свою жену и пятерых детей без средств на существование. К тому времени, когда Камилла появилась на свет, огромный темно-синий особняк превратился в руины, а к знатной
фамилии все чаще и чаще стали прибавляться слово "мертвецы". Старый лорд Блэквул
был очень добр к ее отцу, когда женил своего старшего сына на представительнице
одного из "мертвых домов", и Камилла никогда этого не забывала.
Попав сюда впервые, когда ей было столько же лет, сколько сейчас Морт, леди
Блэквул почувствовала, что попала сказку. И даже теперь, после стольких лет, холодная