Вита вооружаться не стала, вынесла из конюшни охапку сена и, не обращая внимания на ворчание Мицыка, бросила её в снег у бревенчатой стены трактира, уселась на эту подстилку и закрыла глаза, словно мгновенно задремала.
На Залески неторопливо опускались сумерки. Солнце долго цеплялось за верхушки осин, но, в конце концов, сдалось и начало погружаться за лесную кромку. Словно провожая уходящее светило, на забор вспорхнули сразу несколько синеголовых птиц. Совершенно не опасаясь людей, они теснились на своем дощатом насесте, а потом начали перекрикиваться с товарками на деревьях: «Хьют-хьют-хьют, хьют-хьют-хьют!»
Корнелий завертел головой, рассматривая птиц и проговорил с сомнением
- Они совсем не то, чем кажутся!
Никола согласно кивнул в ответ:
- Без Одноглазого не обошлось!
Щебет множился, новые и новые птицы усаживались на забор, кустарник и яблони у дороги, укрыв всё пёстрым одеялом. От синих голов и розоватых тел начало рябить в глазах. Те пернатые, кому не хватило места, порхали вокруг, сбиваясь в стаи, сначала небольшие, а потом всё более внушительные. Они кружили над таверной, добавляя к громкой трели-перебранке хлопанье тысячи крыльев. А потом солнце, блеснув напоследок красным переливом по облакам, окончательно пропало. В это мгновение птицы, как по команде, стихли.
***
В затихшем вечернем сумраке раздался голос Конрада: «Может, пронесёт?», и тишина рухнула под внезапно взбившими воздух тысячами крыли многоголосными трелями.
Госпожа Ольга бросила в огонь пучок трав и повелительно взмахнула рукой. Костёр вспыхнул сильнее, взметнув языки пламени высоко вверх. На тёмном небе, невзирая на зимнюю стужу, загрохотал гром, и замерцали зарницы.
Лучник успел выпустить дюжину стрел, когда его, стоящего у самого забора, накрыла разъяренная крылатая стая. Он уронил лук и схватился за лицо. На несколько мгновений его окружило облако неистово машущих крыльев, из которого выпал уже мало чем напоминающий человека кусок окровавленной плоти.
Конрад вначале едва не последовал за лучником. Размашистые выпады не оставляли его меч без добычи, но мелких вездесущих врагов было слишком много. Его спасла ветка, за которую он запнулся и упал на спину, продолжая судорожно отмахиваться мечом и отрывая от головы вцепившуюся в волосы птицу. Так продолжалось совсем недолго, он заметил, что мечущиеся птицы даже в нападении не опускаются ниже колена, и закричал: «Если вцепились - падайте на землю, там не достанут!» Сам же он, продолжая лежать на спине, изредка взмахивал клинком, сбивая особо наглых тварей, которые осмеливались подлететь на длину меча.
Справа за костром телохранитель Никола последовал совету Конрада - упал на снег и стал кататься, словно сбивая пламя с затлевшей одежды. Через несколько мгновений на нём не осталось нападающих, только несколько задавленных тушек лежали на снегу.
Сам купец крутил над головой уже мутным от крови кистенём. Шипастый шар редко попадал, но уж если задевал птицу в воздухе, то разметывал её в брызги пополам с перьями. На удивление, атакующие не приближались к нему, предпочитая облетать его по широкой дуге. Сыну оберег или не достался, или не подействовал должным образом. Корнелий лежал на земле с выбитыми глазами и не шевелился.
Виту врасплох не застали. Стремительная атака, нацеленная прямо на неё, наткнулась на голубой переливающийся шар, возникший вокруг некромантки, когда птицы приблизились. Это была не атакующая магия, птиц просто отбрасывало в сторону, однако набранная скорость и летящие следом собратья обрекали птиц на страшную смерть. Вита медленно отступала к костру, а за ней оставался взбитый птичьими телами снег и кружащиеся в воздухе перья.
Тора с двумя клинками в руках вращалась, как стальная юла. Её оружие вдоволь напилось птичьей крови, но клочки кожи, сорванные с неприкрытых доспехами мест, наглядно говорили о том, что и врагам кое-что перепало. Не обращая внимания на эти мелочи, девушка продолжала своё кружение до тех пор, пока Ольга не бросила очередной пучок трав в костёр, и он не окрасился в синий цвет. Зарницы в небесах полыхнули особенно ярко, и от Ольги во все стороны начало распространяться потрескивающее голубоватое мерцание. Попадая в него, птицы в снопах мелких искр падали на землю. От лежащих на земле тушек потянуло горелым. Мерцание ширилось, а Тора, поняв, что её больше не атакуют, упала на колени и бессильно уронила мечи.
Пользуясь тем, что ни одна птица не уселась на окна, с которых свисали закрепленные купцом «колбаски», Паладин высунулась из окна своей комнаты и выпускала стрелу за стрелой из маленького арбалета. Каждая находила себе жертву, а иной раз и две.