– Злато мне лишним не будет, – задумалась Лада. – Ипотеку бы выплатила… В отпуск съездила. Но все равно мой ответ – нет! У меня голова не только для красоты, я ей иногда думаю. Ответь честно – у нас ведь не увеселительная прогулка намечается?
Волк затих, нахмурился, подвинул к себе хрустальную салатницу с конфетами. Лада молча наблюдала, как оборотень высыпал конфеты на стол, положил в салатницу сосиску, намотав на ее обгрызенный кончик блестящий конфетный фантик.
– Это что за инсталляция? – не выдержала Лада.
– Это Иван, – представил Волк сосиску. – Вот так он лежит. В хрустальном гробу. Один-одинешенек. Уже почти три года. Ветер раскачивает золотые цепи, на которых висит гроб, и они жалостливо скрипят, словно старуха плачет. Наверняка Ивану холодно, и неизвестно, какие кошмары снятся молодому, красивому, сильному мужчине, созданному для подвигов, счастья и любви, чья жизнь превратилась в мертвый сон.
– А фантик? – уточнила Лада.
– Корона. Символически.
Девушка оперлась подбородком на ладонь. Сосиска выглядела так одиноко и печально в хрустальной салатнице, что Лада не выдержала.
– Ладно! Где там твой Ваня? Поцеловать его надо или что?
– Вот это другой разговор, – обрадовался Серый. – Я ведь знал, что ты добрая. По-другому и быть не могло!
Лада вздохнула, развернула конфету и, отправив ее в рот, укрыла сосиску фантиком, как одеялом. А Волк открыл шкафчик и вытащил оттуда початую бутылку мартини.
– Мне хватит, – покачала головой Лада.
– А это и не тебе, это Бабе Яге. С пустыми руками к ней не ходят.
Лада вышла на улицу следом за Волком, застегнула пуховик. Хорошо, что она решила одеться потеплее – на нее дохнуло сыростью, промозглый осенний вечер опустился на город Круглые желтые фонари не разгоняли темноту, а лишь отодвигали ее в сторону, и казалось, что за дорогой темень совсем уж непроглядная, густая, как мазут.
Волк запретил ей брать с собой что-либо из вещей. Сказал – таможня не пропустит. Какая таможня в сердце России? Девушка замедлила шаг. Она даже никого не предупредила. В общем-то, о ней никто и не будет волноваться. Родных нет, подруг после неудачного замужества растеряла, коллеги уверены, что она сейчас собирает в чемодан яркие платья и новые купальники, чтобы уже завтра нежиться на южном солнышке под убаюкивающий шум волн… Куда она идет? Что она вообще делает? На ее глазах человек превратился в собаку, простите, волка, она сейчас должна на всех парах лететь в психиатрическую клинику.
– Сюда, – сказал Волк, завернув за угол.
– В подвал? – удивилась Лада. – Там вроде дворник лопаты хранит.
Облезлая дверь со скрипом приоткрылась, дворник, которого все звали дядей Петей, высунул наружу красный нос картошкой, и махнул рукой:
– Заходи.
В подвал с незнакомым мужчиной? Лада попятилась, и вдруг на нее пахнуло ароматом, которому неоткуда было взяться посреди осени: запахи хвои смешались с цветочной сладостью, теплой волной окутав девушку, она оторопело шагнула вслед за Волком и оказалась в лесу. Толстые стволы, покрытые мхом, уходили ввысь, раскидываясь крышами крон на невероятной высоте, гигантские корни изгибались змеями, вспарывая землю, папоротники ростом с Ладу бросали тень на едва заметную тропинку. В лесу царил роскошный летний вечер. Теплый ветер дохнул в лицо медом, громко застрекотали кузнечики.
– Рот закрой, – посоветовал оборотень.
– Вот тут распишись, – дядя Петя подсунул Волку пухлый разлинеенный блокнот с пожелтевшими страницами. – Дата, кто идет, подпись.
Волк поставил в блокноте закорючку и протянул ручку Ладе. Девушка прищурилась: двадцатое октября, Серый Волк, сопровождает царевну Ладу. Она расписалась рядом и, вскрикнув, выронила блокнот – ее подпись на мгновение вспыхнула огнем.
– Аккуратней с инвентарем, – буркнул дядя Петя, поднимая блокнот.
– Просто он… а вы… а он…
Лада впервые смотрела на дворника дольше минуты, и сейчас не понимала, как раньше не замечала, какая яркая у него борода, рыжая, как хвост у лисицы, и хитрые глаза, и красные ладони, большие как лопаты, при том, что сам он едва достает кудрявой макушкой ей до груди.
– Ладно, царевна, бывай. Береги себя, – дядя Петя вдруг покраснел и отвернулся, давай понять, что разговор окончен.
– Пошли, – Волк потянул ее за руку, и Лада двинулась следом, озираясь по сторонам, расстегивая на ходу пуховик, в котором стало нестерпимо жарко. Дверь в ее мир осталась позади. С этой стороны она была темно-синей, украшенной резьбой по краям, ручка ярко блестела, отполированная частыми прикосновениями. Красивая дверь, только вот стояла она сама по себе, посреди леса. Дворник засунул блокнот в дупло огромного дерева, сам уселся рядом с дверью на пенек, уткнулся носом в рыжую бороду и, кажется, задремал.