– Эй, повежливей будь! – он вытащил из другого кармана маленькую стеклянную рюмку, налил в нее водки, положил рядом ломтик огурца и кусочек колбасы, закатил глаза и запел:
Уммма, умммма, умммма-ма-ма
Забери меня чума,
Это всё тебе, Чихундрий
Уммма, умммма, умммма-ма-ма!
– Кто? – переспросил я, боясь, что ослышался.
Михалыч сердито зыркнул на меня:
– Говорил же, смеяться будешь. Это – Веселый Чихундрий. Он насылает насморк и чихание. И я теперь тоже могу с его помощью. Он ткнул в меня грязным пальцем и запел:
Уммма-уммма-уммма-ма-ма
Чих сведет тебя с ума.
Я почувствовал, что заболеваю и немедленно чихнул. Все остальное было как в тумане.
Это последний отчет, когда я допишу эти строки, пойду искать Михалыча. Он и Веселый Чихундрий ждут меня.
Подпись: младший сотрудник кафедры теологии И.В.Кашляев.
Они отплывали почти в полночь
Они отплывали почти в полночь. Двое высоких в длинных плащах с капюшонами и один маленький в черном растянутом свитере на три размера больше и сером берете, сдвинутом на ухо.
— Ну пора, — сказал один из высоких и встал на носу лодки, поправив капюшон.
— Пора, — согласился со вздохом второй и сел на весла. Маленький же уселся на корме и спрятал руки в рукава.
Лодка отплыла, свидетелей и провожающих не было. Трое переглянулись. Тот, что стоял на носу, стянул капюшон со светлой кудрявой головы и пропел тяжелым низким басом:
— Шаланды полные кефалииии.
— Тебе бы всё дурачиться, — тот, что сидел на веслах, тоже снял капюшон и подставил усталое лицо морскому ветру. Ветер тут же принялся ерошить остатки волос на его лысине. Маленький стянул с черных волос берет и опустил руку в воду.
Блондин спрыгнул с носа, сел. Лодка опасно закачалась.
— Почему бы не подурачиться? — широко улыбнулся он. — Моя работа окончена. Ваша тоже. Могу сесть на весла, если ты сильно устал.
Лысеющий кивнул. Они поменялись местами. Брюнет украдкой оглянулся назад и вздохнул. Лысеющий потер щеку, тоже вздохнул.
— Иди-ка сюда, на нос, — позвал он и похлопал ладонью рядом с собой, по старому темному дереву судна. Маленький опустил глаза и помотал головой, комкая в руке снятый берет.
— Сел бы ты к нему что ли? — полушутя-полусерьезно предложил блондин на веслах. — А то сбежит.
— Не сбежит, — вздохнул с носа лысеющий. — Нет у него сил. Если бы были, мы бы тут не сидели.
С покинутого берега раздался далекий собачий лай. Брюнет вздрогнул и оглянулся.
— Держи его, — скомандовал блондин. — Он ведь сейчас прыгнет.
Но лысеющий не слышал его, он впился глазами в берег, утирая пот со лба.
— Эдик, Эдик! — к лаю добавился далекий женский голос. Брюнет бросил берет и плюхнулся в воду. Лысеющий кинулся за ним.
— Придурки, — проворчал блондин, разворачивая лодку. — Эх, чуть-чуть я не успел. Жизнь, Любовь! Залезайте обратно. Я вас довезу до берега.
Трое высоких стояли на темном берегу. Прощание было коротким.
— Прости нас, Смерть, — сказал лысеющий, потерявший свой плащ. — Ты пришел рано. Нам не пора еще.
Брюнет, свитер которому был уже впору, улыбнулся блондину в лицо.
— Увидимся, Смерть!
— До встречи, Любовь! — И Смерть натянул капюшон.
Девочка и попугай
Иринка опустила ресницы, вслушиваясь в перестук колес. Солнце почти коснулось горизонта, посылая в пыльное окно поезда последние горячие лучи. Она представила себя принцессой в высокой башне, под стенами которой грохочет шум битвы. Или лучше не так – пусть это рокочут барабаны горных гоблинов. Интересно, как там мама? Она осталась совсем одна в больнице. Нет, не надо думать про это. Девочка открыла глаза, скосила их на кончик носа, полюбовалась узором на подстаканнике. Потрогала пальцем горячий металл. Скоро он остынет и можно будет пить чай. Дверь купе открылась и вошла тетя Света, мамина старшая сестра.