Но вот наступил и этот заключительный этап. Старик воткнул заступ в землю и пошёл к Серёжке.
— Гони, дьякон, деньги на кон? — подмигивая, спросил он. — Сейчас дадим. Сколько заробил, столько и дадим. У нас без оммана. Сейчас сальдо-бульдо подведём…
Старик вынул из кармана обрывок бумаги, карандаш и сел возле Серёжки на ящик. Серёжка ничего не понимал. Молча и удивлённо смотрел из-за плеча на бумагу. Старик писал в столбик какие-то цифры. Они напоминали задачу на вычитание. Кругом стояли только минусы. И ни одного плюса. Хозяин проверил ещё раз задачу, пожевал губами и написал внизу, под жирной короткой чертой, цифру двадцать.
— Теперь ажур, — подмигнул он Серёжке. — Тройная бухгалтерия…
Что такое ажур и тройная бухгалтерия, Серёжка понял в следующую минуту. Старик отложил писчебумажные принадлежности и опустил руку в глубокий, как мешок, карман. В горсти появились медь и серебро. Старик разгрёб пальцем холм и вытащил из него двугривенный.
— Получай, — сказал он. — Бери на здоровье…
У Серёжки брови полезли на лоб.
— Вы ж рубль обещали, — выдавил он из себя. — Зачем же вы…
Старик удивлённо посмотрел на Серёжку. Даже обиделся. Лицо снова покраснело и стало похоже на спелую клубнику.
— Ты сало ел? — спросил он.
— Ел, — сознался Серёжка.
— То-то и оно, что ел. Тут бухгалтерия. Без оммана.
Наниматель сунул под нос Серёжке бумагу с задачей на вычитание и добавил:
— За сало положил пятьдесят копеек. По рыночной цене. Это тебе — раз. Теперь, значит, лук, хлеб. Ещё двугривенный. Посчитай, сколько выходит!
Серёжка зашевелил губами, как старик, начал в уме подбивать итог. Получалось семьдесят копеек. Даже без тройной бухгалтерии.
— Десять копеек не хватает, — сказал Серёжка, проверив для точности ещё раз.
— Десять копеек — подоходный налог, — сказал старик. — Полагается. Спроси кого хошь!
Серёжка понял, что торг окончен. Он погорел, стал жертвой тройной бухгалтерии. Молча и сурово он принял двугривенный и, не простившись с чутким стариком, пошёл со двора. А старик стоял у ворот и кричал ему вслед:
— Скажи спасибо, что я за бездетность с тебя не взял! Ходют тут всякие!
Понурив голову, шёл Серёжка домой. Он думал о сложности и глубине людских отношений, пережитках, которые разъедают отсталую часть человечества, равновесии добра и зла.
Возможно, он думал иными словами. Но смысл остается один и тот же.
Солнце опускалось за крыши домов. Серёжка ускорил шаг. Мать ничего не скажет ему, потому что они с Серёжкой в ссоре. Но Серёжка знал, что она ждёт и волнуется. Сидит возле окошка, смотрит во двор и грустит…
Отец, наверно, не пришёл. Он работает слесарем на экскаваторном. Там у них сейчас аврал, и появляется он поздно, когда Серёжка уже спит. Иногда Серёжка просыпался и видел узкую полоску света в кухонной двери. Там сидели отец и мать, вполголоса говорили о своих делах, о том, что надо экономить и беречь деньги.
Кроме Серёжки, у родителей было ещё двое — Сережкина сестра Ира и сестра Аня. Ира училась в Киеве на англичанку, а сестра Аня — в Борисоглебском техникуме. В каждую получку им отправляли деньги или посылки. Но отец и мать никогда не хныкали и не падали духом. Возможно, они не хотели, чтобы обо всём этом знал их сын Серёжка.
Отец только гладил мать по плечу и говорил:
— Ничего, мамка, не расстраивайся!
Серёжкину мать звали Валей, а точнее — Валентиной Семёновной. Но отец называл её мамкой или мамурёнком. Такое у него было смешное и ласковое слово.
Всей семьёй Покусаевы собирались в последнее время только по субботам и воскресеньям. Так было и в прошлую субботу. Они сидели за столом, пили чай и говорили о жизни, о том, что пора отправлять в Киев и Борисоглебск посылки.
— Ничего, мамка, — сказал тогда отец. — Смотри, какой у нас помощник растет! Пирогами к старости кормить будет…
Отец как-то ласково и значительно посмотрел на своего сына. Может, он сказал про пироги так. А может, в самом деле верил, что Серёжка одумается и станет когда-нибудь человеком.
В принципе Серёжка тоже хотел быть человеком. Но у него ничего не получалось и всё шло шиворот-навыворот.
Серёжка подошёл к своему дому. Во дворе уже никого не было. У подъезда горела жёлтым светом электрическая лампочка. Серёжка постоял немного у подъезда, вздохнул и пошёл вверх по лестнице…
Серёжка завтракал с матерью. Она сидела с одной стороны стола, а Серёжка — с другой. Серёжка не подымал головы. Ему видны только мамины руки. Они тонкие, худые, с голубой жилочкой возле запястья. Эти руки много сделали для Серёжки. Нянчили, когда он был маленьким, вытаскивали из пяток занозы, стирали штаны и рубашки, прикладывали к голове мокрые тряпки. Серёжка сильно болел. Если бы не мама, он бы не осилил злую горячую болезнь. Мама и её руки сделали для Серёжки всё…