После завтрака мать усадила Серёжку решать задачки по арифметике.
— Хватит баклуши бить, — сказала она. — Снова двойки принесёшь!
Серёжка обиделся. Каникулы, а его за стол усаживают. И вообще приволок только одну двойку, да и то в первой четверти.
Но приказ есть приказ. По крайней мере в доме Серёжки.
Серёжка нашёл учебник, заправил авторучку и начал мараковать над задачками. Выбирал он самые лёгкие. Такие, чтобы не напрягать мозги.
Мать стирала в ванной бельё. Изредка она приходила в комнату, смотрела, как Серёжка пишет в тетрадке пером, и делала замечания.
Примерно через час в комнату пришёл Вовка-директор. Он мешал Серёжке заниматься полезным делом, размахивал своими пудовыми кулаками и требовал обещанного билета в цирк.
Явились и другие вымогатели, включая и Галю Гузееву. Не было только Изи Кацнельсона.
— Давай, Покусаев, билет, — сказала Галя. — Раз обещал, значит, давай!
Серёжке было не впервой врать. Он отложил в сторону свою ручку и сказал:
— Могу дать хоть сто штук. Только сегодня представления нет. В цирке был пожар…
Все ахнули от такой новости. Не поверила в стихийное бедствие только Галя Гузеева.
— Ты врёшь, Покусаев! — сказала Галя. — Я сейчас была возле цирка. Там есть представление. В два часа.
Серёжка даже бровью не повёл.
— Это выступает второй состав, — сказал он, — Я там не участвую…
Шила в мешке не утаишь. Мысль хотя и не новая, но верная. Серёжка смог убедиться в этом на собственном опыте.
Мать пошла во двор вешать бельё. Скоро она вернулась. Стала посреди комнаты и взмахнула в виде задатка мокрой тряпкой.
— Значит, клоуном оформляешься? Билеты в цирк раздаёшь?
Серёжка молчал. На такие вопросы отвечать трудно. Мать не проведёшь!
— Ты до каких пор врать будешь? — спросила мать и съездила Серёжку мокрой тряпкой по уху. — До каких пор срамить перед всем двором будешь?
Серёжка опять ни слова. Что он может сделать, если у него всё само врётся. Не хочет, а оно врётся. Даже сам удивляется.
Мать походила по комнате, затем села к столу, опёрлась на ладони и заплакала.
— Я в твои годы разве так жила! — сказала она сквозь слезы. — Я картофельные очистки ела! Я в лаптях ходила, образина ты бестолковая!
У Серёжки кошки на душе скребли. Он и сам понимал, что он образина и сам во всём виноват. Он хотел подойти к матери, открыто заявить ей об этом и дать последнее честное-пречестное. Но он не успел. Мать вытерла ладонью глаза, поднялась и голосом суровым и решительным сказала:
— Уходи из дому! Уходи, чтобы глаза мои тебя больше не видели!
* * *Отлучённый от дома, Серёжка грустил во дворе на скамеечке. Ребят не было. Все ушли в цирк. За деньги.
Пока ещё Серёжка сомневался, не знал твердо, что с ним стряслось. Возможно, мать припугнула его. А возможно, выгнала насовсем. Такие случаи тоже бывают…
Прошлая жизнь, которая теперь ускользала из-под ног, казалась Серёжке прекрасной и недоступной. Ему было жаль всего: и кровати с тёплым ватным одеялом, и стола, за которым он готовил уроки, и отца и мать.
Неужели выгнала совсем?
Ну что ж, если так складывается жизнь, он уйдёт. Поступит на завод учеником, определится в общежитие, а потом напишет домашним письмо:
«Дорогие мама и папа!
Вы не беспокойтесь, я уже начал самостоятельную трудовую жизнь. А деньги за чёрные тапочки, которые я случайно потерял на пляже, я вам возвращу. Оставайтесь живы и здоровы. Передавайте привет Изе Кацнельсону.
Ваш Сергей Покусаев».
Письмо Серёжке нравилось, Строгое, деловое, без лишних слов и рассусоливаний, Можно ещё напомнить про учебники и футбольный мяч под кроватью. Пусть не выбрасывают. Он зайдёт за ними когда-нибудь или пришлёт Изю Кацнельсона. А больше ему ничего не надо. Он прощает родных, потому что и взрослые иногда ошибаются и даже теряют тапочки.
Серёжка продумал окончательный текст. Весь, до последней точки. Теперь надо было приниматься за дело, переносить мысли на бумагу. Бумаги и чернил у него не было. Но это не важно. Можно написать на куске коры углём или кровью. Это даже лучше.
И всё же Серёжка пока медлил. В принципе он порядочный сын и должен в первую очередь думать о родителях. Письмо придёт не скоро. Мама и папа будут всё это время волноваться и переживать. Лучше всего заявить родителям о своем бесповоротном решении устно.
Прийти и сказать:
«Мама и папа, я ухожу. Разрешите мне взять учебники и футбольный мяч, который лежит под кроватью…»
Можно, пожалуй, даже не ожидать отца. Он придёт с завода не скоро, будет возражать или вообще вздует ремнём с медной солдатской пряжкой. Серёжка скажет всё матери. Она изгнала его из дому, пусть она сама успокаивает отца.