Обменялись приветствиями, и Маркель повернулся к Шернблуму:
— Нет, ты только послушай! Как тебе известно, Рисслер один из самых случайных и ненужных сотрудников нашей газеты. Утром он принес сюда свой посильный вклад, рассказик на двадцать пять крон. Но наша касса, на беду, оказалась столь же пуста, как карман автора. И Донкеру пришла в голову спасительная мысль. Он решил прочесть творенье, прежде чем платить за него! Но Рисслер человек покладистый, он не оскорбился. Нет! Он является сюда среди ночи, чтобы узнать, ознакомился ли Донкер с его трудом и открыта ли касса!
— Милый Маркель, — ответил Рисслер. — Врать ты мастер, это всякий знает. А пришел я сюда исключительно потому, что не успел в кабак, — засиделся в гостях. Там, кстати, был и Донкер.
— А, у Рубина… Этот дурак пастор тоже там был?
— Какой-то был, я не разобрал имени. Маркель так и взвился.
— Ага! Ну что я тебе говорил, Арвид! Арвид кивнул.
— Ну нет, — ворчал Маркель. — Не напечатает он ее. Я уж позабочусь. Ваше здоровье, юноши!
— Твое здоровье. Что нового в деле Дрейфуса?
— Пока ничего. Почти неделя уж как брат Дрейфуса, Метью Дрейфус, обвинил Эстергази в фабрикации borde-reaun[9]. Согласно парижским газетам, готовится новый военный суд. Для проформы. Я это вычитал между строк.
— Странно, — сказал Рисслер. — Я ведь недавно был в Париже, третьего дня вернулся. Так там по всем бульварам газетчики орут: «Шерер-Кестнер[10] спал с негритянкой!» Шереру-Кестнеру небось лет семьдесят, и он довольно побаловался на своем веку. Но ума не приложу, каким образом это доказывает вину Дрейфуса…
— Тсс. Кто-то идет… Маркель замер, вслушиваясь.
В самом деле, в коридоре послышались осторожные шаги. Слабо взвизгнула дверь. Шаги уже в комнате патрона. В двери соседней комнаты повернулся ключ.
Арвид глянул на часы. Было четверть второго.
— Тсс! — снова шепнул Маркель. — Он привел подружку.
Слышно было, как за стеной прошуршало платье.
— Ну, ваше здоровье! — вдруг почти крикнул Маркель.
Снова стало тихо. А затем уже не приглушенные шаги проследовали из комнаты патрона в коридор и к комнате Маркеля. И в дверь заглянул господин Донкер.
— Добрый вечер, — сказал он. — Осмелюсь ли обратиться к обществу за небольшой личной услугой?
— Выкладывай, — ответил Маркель. — Но, может быть, сперва выпьешь с нами?
— Нет, благодарю. Я хотел лишь справиться, нельзя ль перенести прелестное собранье куда-нибудь подальше, ну хоть бы в другой конец коридора?
— Отчего ж, — возразил Маркель. — Но при одном условии!
— Ну?
— Что поповскую статью никогда не напечатают! Никогда!
Доктор Донкер фыркнул:
— Маркель, милый, на кой черт мне эта статья? Делай с ней, что хочешь. Ради Бога!
— Прекрасно. Договорились. Не забудь, у меня двое свидетелей!
С бутылками и стаканами в руках процессия проследовала вдоль коридора, тускло освещенного одинокой лампой. Доктор Донкер с порога смотрел ей вслед. Маркель обернулся и произнес театральным шепотом:
— Конечно, излишне спрашивать, не выпьешь ли ты с нами?
— Благодарствую, — отвечал доктор Донкер.
Возвращаясь домой, Арвид Шернблум подцепил девицу. Точнее — она его подцепила.
Выпали горы снега, и сразу, уже с первых дней декабря, настали холода. В такой холодный день хоронили старого Стилле.
Арвид послал венок на гроб и пошел на Новое кладбище, чтоб взглянуть на Лидию.
Он встал вместе с другими неподалеку от входа в часовню. Он узнал кое-кого из художников, почти всех убеленных сединами, и ректора Академии художеств с орлиным профилем, лучшего в своем поколении шведского живописца. Были тут и любопытные, но немного.
Скоро показалась похоронная процессия, кони переступали степенно, и разубранный серебром катафалк, уныло напоминавший о былом вкусе и давней пышности, поблескивал в бледном декабрьском луче. Грубые руки в белых рукавицах сняли гроб, все вышли из карет и пошли за гробом. Лидия шла молодо и стройно, слегка наклонив головку под вуалью. Рядом с ней брел Филип — бледный, а нос приморожен. Отто не было — ах, да, он же собирался в Америку. Стало быть, уже уехал.
Арвид, увидя гроб, обнажил голову и еще стоял с шапкой в руке, когда мимо прошла Лидия. Но она опустила веки и ничего вокруг не видела. В часовню вошли родные и ближайшие друзья, потом ректор Академии и художники, и дверь затворилась.
9
Опись документов (
10
Шерер Кестнер Огюст (1833–1899) — французский политический деятель, сторонник пересмотра дела Дрейфуса.