— Тина, это Дженни. Как прошла встреча с Торпом?
Точно острый нож вонзился в сердце Тины при звуках этого имени, но она сдержалась и ответила равнодушным тоном:
— Мы встретились, поговорили. Весьма небесполезный для меня разговор. Вот и все. — Откровенная ирония этой фразы совершенно не дошла до младшей сестры.
— О! — Дженни была явно разочарована. — Так из этого ничего не вышло? Даже для твоей работы?
— Думаю, что вряд ли выйдет что-нибудь стоящее.
На том конце провода послышался глубокий вздох.
— Да, жалко! А я-то надеялась услышать хорошие новости.
— Извини, что разочаровала тебя. Но ты же знаешь: не так живи, как хочется…
— Может быть, тебе и не хочется… — пробурчала Дженни себе под нос. — Как бы то ни было, я звоню, чтобы предупредить. Брайан завезет меня завтра к тебе по дороге на футбол, сразу после ланча. Идет?
— Идет. До завтра.
Сон не принес Тине облегчения — томительные, смутные видения, пугающие и волнующие сны, перемежаясь с краткими пробуждениями, мучили ее до утра. И в каждом сне ее преследовали глаза Дьюка…
Наутро Тина чувствовала себя так, точно ее всю ночь били палками. Голова гудела, руки и ноги были точно ватные. Ее утешало только то, что сегодня она сможет отвлечься, занимаясь подготовкой к свадьбе Дженни. Беспечная болтовня сестры поможет ей хотя бы на некоторое время забыть о душевной боли.
Ровно в час дня приехали Дженни и ее жених Брайан Линн. Брайан, приятный, хотя и довольно заурядный молодой человек, был мастером-каменщиком на стройке. Крепкий, загорелый, с подстриженными ежиком светлыми волосами и добрыми голубыми глазами, он просто смотрел на вещи и знал, чего хотел. Недавно ему исполнилось двадцать четыре.
Он немного поболтал с Тиной о пустяках и, обменявшись с невестой прощальным поцелуем, отправился на футбол. Наблюдая за их воркованием, Тина скептически улыбалась. Ей невольно пришло в голову: а стоит ли в таком юном возрасте строить грандиозные планы на будущее? Возможно, она немного завидовала им. Рядом с Дженни и Брайаном она ощущала себя старухой — и это в двадцать восемь лет!
Как ни стыдно было признаться, ее мучила зависть. Дженни была так лучезарно счастлива, так страстно влюблена в своего избранника, так уверена в ответном чувстве… Ее хорошенькое личико сияло от восторга, золотисто-карие глаза светились, щеки пылали юным, горячим румянцем, а пухлые, еще совсем детские губы улыбались. Только одно огорчало девушку: ее пышные белокурые волосы были слишком коротки для свадебной прически и упорно не желали расти быстрее, чтобы достичь нужной длины к моменту торжественной церемонии.
К середине дня они успели обсудить все и даже прикинуть затраты. Тина как раз подсчитывала стоимость свадебного платья, когда тишину полуподвальной мастерской внезапно прорезал громкий, настойчивый звонок в дверь.
— Может, ты откроешь, Дженни? — с отсутствующим видом попросила она.
Дженни вскочила и пулей взлетела по лестнице. Тина вернулась к своим подсчетам. Она только подумала, что, должно быть, это Брайан возвратился с футбола. Поглощенная вычислениями, она ни на что не обращала внимания, пока ее не отвлек голос младшей сестры.
— Проходите сюда, пожалуйста.
Она подняла голову от расчетов.
За Дженни спускался кто-то незнакомый. Тина заметила мужские ботинки, серые брюки. Да, без сомнения, это был не Брайан. Темно-серый костюм, на согнутой правой руке — огромный букет весенних цветов, пышная, кудрявая шевелюра. Волосы черные, спадают на воротник, знакомое лицо…
У Тины екнуло сердце. Вот уж его она точно не ожидала и не желала сегодня видеть. Их глаза встретились. В его взгляде были тоска ожидания, безумная надежда на невозможное, страстная мольба о пощаде, о прощении…
Оцепенев, Тина уставилась в одну точку, не в состоянии пошевелиться.
Дьюк Торп снова вошел в ее жизнь.
6
— Это мистер Торп, Тина. Дьюк Торп, — объявила Дженни.
Ее голос прерывался от восхищения. Она явно наслаждалась ошеломленностью Тины, полагая, что вся причина в неожиданности этого визита знаменитости. Она ожидала взрыва восторга у старшей сестры. Но напрасно.
Тина сухо произнесла:
— Благодарю тебя, Дженни.
Боже мой, какой дорогой ценой далось ей это равнодушие! Равнодушие, когда все внутри сжималось от боли и отчаяния, от нелепой надежды и дикого страха.