— Я так хочу, чтобы у тебя было все хорошо, чтобы ты любила и была любимой. Ведь так и будет, правда?
Нет, Дженни не права. Уже слишком поздно что-то менять. Все было решено еще вчера, а сегодня она лишний раз в этом убедилась. Ничего не изменишь, как ни старайся.
В дверь позвонили.
— Это, наверное, Брайан, — предположила Дженни.
Не успела она сделать и шаг, как Тина ухватила ее за руку.
— Пожалуйста, пусть он не заходит в дом, прошу тебя, Дженни! Уезжайте скорее. Я сейчас не могу ни с кем говорить.
— Я могу сказать, что ты неважно себя чувствуешь.
— Не надо… — Тина умоляюще глядела на сестру. — Пусть никто об этом не знает. Я как-нибудь справлюсь со всем сама. Если мама… и все другие узнают, что произошло… я не смогу перенести это. Лучше пусть верят, что для меня единственная цель в жизни — карьера, — добавила она с жалкой усмешкой.
— Как скажешь, Тина.
— Спасибо, Дженни. Как только успокоюсь, я разберусь с твоим платьем и обязательно позвоню тебе.
— В этом нет никакой необходимости, я могу и подождать, — замахала руками Дженни. — Но ты все-таки подумай над тем, что я тебе сказала. Уверяю, еще не все потеряно. Ты можешь изменить ваши отношения, если поедешь и все ему расскажешь.
— Ну, ладно, ладно. — Тина говорила это, только чтобы закончить мучительную для нее беседу.
Склонившись, Дженни поцеловала ее в щеку.
— Помни, мы любим тебя, — прошептала она. — Для меня, Тина, ты была не просто старшей сестрой. И что бы ты ни решила, я все равно буду любить тебя и восхищаться тобой.
С трудом, чуть не падая, Тина поднялась со стула и крепко обняла младшую сестру. Она прижалась к Дженни, словно та была ее единственной опорой в жизни.
В дверь снова позвонили, на этот раз звонок был долгий и настойчивый.
Тина взъерошила легкие и пушистые белокурые волосы Дженни. Милая девочка, она всегда была самой доброй и ласковой среди сестер Форрест.
— Иди, — прошептала Тина. — Иди и будь счастлива с любимым.
Сестры неловко, точно стыдясь своих чувств, улыбнулись друг другу. Когда Дженни исчезла в дверном проеме, Тина снова бессильно упала в кресло.
Прямо перед ней на столе лежали подарки Дьюка — маленькая позолоченная коробочка, конверт с контрактом, сулившим ей невиданный взлет, ключи от квартиры в Лондоне и огромный букет весенних цветов. Тина с нежностью погладила живые лепестки, вдохнула их сладкий аромат. «Для нас обязательно наступит новая весна», — так он сказал сегодня.
Наступит ли?
Оснований надеяться на это не было.
Было другое — подарок «на добрую долгую память», контракт — продолжение его участия в ее профессиональной судьбе.
И больше ничего. Ни-че-го!
Медленно, точно во сне, Тина взяла цветы и поплелась наверх, в кухню. Она сунула их в пластмассовое ведерко, налила туда воды и поставила букет на стол. Пусть стоит. Это последнее, что осталось в ее жизни от Дьюка Торпа. Когда цветы увянут, ей больше ничто не будет о нем напоминать.
Внезапно Тина подумала, что, может быть, все-таки Дженни права. Еще ничего не потеряно. Цветы увянут, но затем расцветут другие, пышнее и красивее прежних. Эти цветы, цветы ее весны, ее юношеских грез были слишком хрупки, слишком неприспособленны для настоящей жизни. Но за весной всегда приходит лето. Летом распустятся новые цветы, может быть, не такие нежные и чистые, но не менее прекрасные. Теперь наступило ее лето. Да, ничего еще не потеряно.
Стряхнув оцепенение, Тина лихорадочно засуетилась. Она стрелой летала по комнатам, хватая то одну вещь, то другую. Она должна быть прекрасной — такой, чтобы Дьюк Торп, увидев ее, пожалел обо всем, что сказал. Она заставит его пожалеть…
8
Через два часа Тина уже стучалась в дверь номера Дьюка в отеле «Эспланада». Ее рука слегка дрожала от волнения и робости. Она захватила с собой конверт с контрактом и золотую коробочку — хотела показать Дьюку, что она даже не распечатала его подарки. Всю дорогу Тина без перерыва повторяла про себя заготовленную роль. Однако перед дверью номера ее вновь охватил страх. К тому же, несмотря на громкий стук, ей не спешили отворять.
Тина яростно забарабанила в дверь обеими руками. Дверь распахнулась. Перед ней предстал Дьюк в белом купальном халате. Его лицо было совершенно невозмутимым и равнодушным — по всей видимости, он ожидал горничную. Но при виде Тины застыл, напряженно вглядываясь в ее глаза. Дьюк явно был не готов к такому повороту событий.
— Можно войти? — проговорила Тина на одном дыхании, чтобы не дать ему возможность и время для возражений.