Выбрать главу

Добрые лондонские друзья предлагали юноше помощь, но он был горд и не хотел признаться, что умирает с голоду. Томас не выносил унижения, и гордость стоила ему жизни. Он поднялся к себе в мансарду и принял яд, купленный им, как утверждал лавочник, чтобы морить крыс, кишевших у него в комнате. Перед смертью Томас уничтожил все остававшиеся у него бумаги, в том числе и стихотворения Раули, не преминув, однако, оставить после себя эпитафию:

Прощай, Бристоль, унылые громады, Жрецы Мамоны, что лукавить рады! Стихи былые юноша вам дал — Отвергнутый под звон пустых похвал. Прощайте же, спесивые болваны, В крови у вас — лишь Козни да Обманы! Иду туда, где слышу Песнь нетленну, — Вы ж, отошед, низвергнетесь в геенну. Прости мне, мать; душа, оставь меня, Я более не вынесу ни дня. Последний миг Отчаянья простить Молю, о Небо! я не в силах жить.

Чаттертона знали немногие, поскольку большая часть его сочинений в журналах того времени печаталась под псевдонимами, и смерть его некоторое время оставалась незамеченной. Те же, кто знал о «найденных» им сочинениях Раули, считали Чаттертона скорее исследователем и переводчиком, чем поэтом. Похоронили его на кладбище для бедных при работном доме близ Шоу-лейн; впрочем, предполагают — правда, тому нет никаких доказательств, — что позднее прах его перенесли в церковь св. Марии Рэдклиффской. Там до сих пор сохранился памятник со строками из «Завещания»:

В память о

Томасе Чаттертоне.

Читатель! Не суди его,

Коль ты христианин,

Поверь, его осудит

Высший суд,

Лишь этой силе

Ныне он подвластен.

Многие рукописи Чаттертона были сохранены Барреттом и затем использованы им в книге «История Бристоля», которую он издал в 1789 году. В 1800 году наследник Барретта передал рукописи в Британский музей, еще несколько рукописей хранятся в Бристольской публичной библиотеке.

Нелегко понять, почему Чаттертон покончил с собой. Без сомнения, он был блестящим поэтом, и не будь он так горд и упрям, он наверняка бы выстоял и добился триумфа. Оставь он фантазии в духе Раули, пиши он современным ему языком, перед ним открылась бы блестящая карьера. Многие считают, что он покончил с собой в приступе безумия. И в самом деле, он должен был находиться в невероятном напряжении, а граница между здравым рассудком и помешательством так хрупка. Доктор Уинслоу в своей книге «Анатомия самоубийства» анализирует состояние Чаттертона в последние недели жизни и приходит к такому выводу: «…все, кто знает историю несчастного юноши, ни на минуту не усомнятся, что он был безумен. Природа наделила Чаттертона обостренной восприимчивостью; без сомнения, он был гениален. Он пережил тяжелое потрясение, друзья один за другим оставляли его… Общество, которое поначалу стремилось снискать его дружбу, отвернулось от него; несчастья преследовали его одно за другим, пока духовные муки и физические страдания не доконали его. Неудивительно, что в этих обстоятельствах дух несчастного Чаттертона был сломлен, и он не видел иного выхода, кроме самоубийства. Не следует забывать и о том, что психические болезни были наследственными в семье Чаттертонов».

Даже Роберт Саути был убежден, что виной гибели Чаттертона было безумие. Он писал Джону Бриттону 4 ноября 1810 года:

«…нелишне упомянуть о том, о чем Нельзя было говорить, когда издавались избранные произведения Чаттертона, — в его семье нет-нет да и проявлялась склонность к психическому расстройству. Сестра его однажды попала в лечебницу — вот вам и ключ к странностям его жизни и к прискорбной скоропостижности его смерти».

Не было у Саути сомнений и относительно стихов Раули. В том же письме мы читаем: «Вопрос о Раули давно уже не занимает моих мыслей. Едва я только познакомился со старой английской литературой, я убедился: стихи эти никак не могут быть подлинными».