БАЙОН: Красивый конец.
С. ГЕНЗБУР: Да, я упустил поезд с мужиками. У меня были девчонки, но у меня не было парней.
БАЙОН: На этом наша передача заканчивается.
Из интервью разных лет
Детство, юность, родители
Моя мать была святой и навсегда такой останется. У нее было трое детей, у меня две сестры (камера снимает статую Девы Марии). Когда я был подростком, у меня в голове крутился миллион планов, касающихся музыки и живописи, архитектуры, скульптуры, поэзии.
Мои первые воспоминания относятся к возрасту около двух лет. Каждый день отец играл — просто так, для себя — Скардатти, Баха, Вивальди, Шопена или Кола Портера. Он мог сыграть в своей оранжировке «Танец огня» Мануэля де Фальи или латиноамериканские песенки, это был универсальный пианист. Такова была прелюдия к моему музыкальному образованию: фортепиано моего отца, я слышал его каждый день, всю жизнь от ноля до двадцати лет. И это сыграло важную роль...
Мое прошлое меня ничему не научило, кроме как умению беречь себя. Я всегда обожал ходить в лицей, так как мне было интересно наблюдать за тем, что там исходит. Я потерял отца несколько лет назад, но у меня остается ощущение, будто он рядом со мной, я словно вижу его живым. Любовь к музыке передалась мне именно от отца.
Повлияли ли вы на карьеру сына?
ЖОЗЕФ ГИНЗБУРГ: Мне так не кажется, потому что разве я мог как-то повлиять на это?
СЕРЖ ГЕНЗБУР: Ну, тут все просто: научив меня играть на фортепиано, подыскивая мне работу в ночных клубах. Я получил идеальную подготовку...
Ж. Г.: В этом плане — да. Разумеется, если бы не отец-музыкант, ты, может, и вообще не думал бы о музыке.
Не осталось ли у вас сожаления художника, который не стал художником, или архитектора, который не стал архитектором?
С. Г.: О нет, с этим покончено...
Ж. Г.: Об архитектуре он даже не мечтал, это была попытка доставить удовольствие матери, но с живописью все обстояло серьезнее, ведь я тянул его в академию...
С. Г.: Да, отец, пожалуй, допустил ошибку, настаивая на профессии художника, ведь через несколько лет неизбежно пришлось бы решать проблему выживания. Он сам, не будучи меценатом, вряд ли бы смог удовлетворить мои потребности. Но однажды, когда я был еще совершенно отравлен живописью, он сказал мне: «Ладно, пора заканчивать с этим, потому что теперь пора зарабатывать на жизнь». Но он малость запоздал.
Ж. Г.: Я не говорил заканчивать, нужно было заниматься и тем и другим одновременно!
С. Г.: Невозможно, живопись — это схима, тут нужно все отдать этому.
Думали ли вы, что ваш сын будет поэтом?
Ж. Г.: Хотелось бы приукрасить подобную «кличку», но, как мне кажется, «поэт» достаточно условное определение, хотелось бы, чтобы для Сержа изобрели новый термин...
Ваш сын опасен?
Ж. Г.: Опасен? Пожалуй, да — для посредственностей. Не слишком скромно звучит, но я фанат Сержа. Если бы его песни мне не нравились, то я прямо сказал бы ему об этом, но до сих пор он слышал от меня лишь комплименты. И я счастлив за него, потому что он пользуется успехом...
СЕРЖ ГЕНЗБУР: Знаешь, я до сих пор во всех подробностях помню тот день, когда мама сказала: «Ты идешь в школу». И у меня потекли слезы по щекам. Учительница потом меня успокаивала.
ДЖЕЙН БИРКИН: А каким был твой отец?
С. Г.: Он не был очень строг, но однажды с такой силой потянул меня за ухо, что мочка отвисла. Посмотри, это видно невооруженным глазом.
Д. Б.: А чем он занимался?
С. Г.: Он был пианистом: играл в барах, в ночных клубах, летом на пляжах. А еще он участвовал в автомобильных гонках. Но это были не простые гонки, в них главным была не скорость, а изящество, искусство, скажем так, элегантность вождения. Я обожал смотреть на него. Знаешь, эдакий лопоухий придурок, мечтающий когда-нибудь стать таким же крутым, как отец. Хотя мы с ним не много общались. Кстати, ты, наверное, заметила, что во многих клипах я сижу за рулем.
Д. Б.: Ты не сожалеешь о том, что не удалось больше времени провести с отцом, лучше узнать его?
С. Г.: Я был очень робок перед ним, он был робок передо мной. Он не всегда понимал мое творчество, был страшно шокирован моей первой песней. А после его смерти я обнаружил в его вещах вырезки из прессы. Представляешь, он хранил все статьи обо мне. Я понял, что потерял друга.
Когда скончался отец, у меня вырвалась ужасная фраза. Мне позвонила Жаклин (сестра), по ее тону я понял, что случилось что-то серьезное, и у меня из глубины сердца вырвалось: «Что-то стряслось с мамой?» Это было жестоко, потому что они с Лилиан были любимицами отца. У него возникло желудочное кровотечение... Мы с сестрой в слезах отправились в Ульгат[220]. Когда я подошел к телу отца, у меня возник инстинктивный детский порыв, я вдруг поверил, будто он рассердился на меня, я испугался наказания и был готов выкрикнуть: «Папа, я больше не буду!»
220
Мы с сестрой отправились в Ульгат... — Родители С. Гензбура проводили пасхальные праздники в нормандском городке Houlgate на морском побережье. 22 апреля 1971 года Ж. Гензбур скончался от внутреннего кровотечения.
Авторы перевода интервью разных лет — Анастасия Петрова, Галина Соловьева, автор комментариев — Полина Росси.