Когда я пою, то отсутствием старания, расхлябанностью своей бросаю вызов публике. Ненавижу аплодисменты: по-моему, это устарело, никакого удовольствия от них не получаю. И вообще, надо сказать, что за многие годы карьеры я так и не смог избавиться от своей природной застенчивости. Например, я не могу в конце песни, как Брель, заорать во все горло, чтобы рухнул занавес, или учудить еще что-нибудь в этом роде... На самом деле, я считаю, что подобные действия не несут в себе особого смысла, так, демагогия...
Знаю, в реальности я не кажусь таким уж мечтательным, особенно после того, как выпустил этим летом альбом в стиле диско. Это была в чистом виде коммерческая операция с целью наварить денег. Цинично, конечно.
Вы считаете, что желание побольше заработать — цинизм?
Ну, не знаю. Успех этого альбома все лето вгонял меня в депрессию. Хотя я все предвидел заранее, собственно, я и рассчитывал на бешеный успех. Было, конечно, несколько неплохих песен, интересных по ритму, но в целом ужасно, совсем не мой стиль. И главное — журналисты так оживились, стали осыпать меня удивленными вопросами, я чуть с ума не сошел, уворачиваясь от них.
В Нью-Йорке я часто хожу в картинные галереи, обожаю местные художественные собрания, они великолепны. Я сам много писал, когда жил там. Для меня это город-символ.
Нью-Йорк. Репетиция.
С. Г.: Я обожаю Нью-Йорк. Это самый лучший город. И музыканты здесь лучшие, мои любимые музыканты.
(Обращаясь к музыкантам.) А вы каким находите Гензбура?
МУЗЫКАНТЫ (хором, смеясь): Этого-то парня? Отличный парень!
ОДИН ИЗ МУЗЫКАНТОВ: Мы очень много работаем, чтобы достичь нужного результата. Обстановка потрясающая: сигаретный дым, аромат алкоголя, мы общаемся, слушаем друг друга, исправляем друг друга. Гензбур — перфекционист, он оттачивает каждую ноту, каждый жест, каждый такт тридцати песен, которые мы должны исполнить. Гений не останавливается, не прекращает импровизировать.
Люблю, чтобы у каждой вещи в доме было свое место. Не знаю, возможно, это следствие моих занятий живописью. Когда рисуешь, ведь очень важно правильно распорядиться пространством холста. Точно так же, кстати, и в музыке: надо уметь работать с музыкальным пространством, с формой, с ритмом, все должно быть подогнано идеально.
В доме каждый предмет дорог мне, каждый что-то значит, представляет для меня ценность, поэтому у всего должно быть свое место.
Вы живете с женой и детьми. Вам хватает места, пространство не уменьшается от присутствия большого количества людей?
Наоборот, мои дети — это своего рода волшебные генераторы творчества, они — мое вдохновение. Я чувствую, что с каждым днем они становятся все ближе ко мне. Мои дети — главное в жизни, ну и Джейн тоже не последнее место занимает. (Смеется.)
Месяц назад я закончил лечение. Боже, как оно меня изматывало. Это было совсем не весело. Когда вернулся домой, у меня возникло ощущение, что дома за это время все изменилось, как будто кто-то переставил мебель, поменял местами фотографии, даже яркость света казалась какой-то другой. Я даже испугался, что в доме есть кто-то посторонний. Я не из трусливых, просто храбрость для меня — это осознание опасности. Я сказал себе: «Здесь кто-то есть». И закрыл дверь на ключ. Я не позвонил ни в полицию, ни друзьям, я просто закрылся, и все. Внезапно я услышал голос наверху. У меня был газовый баллончик, и я сумел обезопасить себя. Ко мне в дом действительно проник человек, но это был не грабитель. Он просто хотел провести день в доме Гензбура. Он порылся в моих дисках, полежал в моей ванне, поспал в моей кровати. Он ничего не сломал в квартире, не нанес совершенно никакого ущерба.
Однажды в галерее на рю де Лилль Гензбур обратил внимание на странную статую. Это была скульптура Клода Лаланна «Человек с капустной головой» — совершенно обнаженный сидящий мужчина с вращающимся капустным кочаном вместо головы.
Я наткнулся на «Человека с капустной головой» в витрине галереи. Я возвращался к нему раз пятнадцать, потом, словно под гипнозом, толкнул дверь, выложил наличные и велел доставить фигуру ко мне домой. Поначалу она строила мне рожи, затем Человек с капустной головой оттаял и рассказал мне свою историю. Он был журналистом и скандально влюбился в девицу из парикмахерской, та оказалась достаточно смышленой, чтобы обманывать его с рокерами. Он пристукнул ее огнетушителем, мало-помалу впал в безумие, и его голова превратилась в кочан капусты.