Поняв, что происходит что-то необычное, Беркович вышел из машины, получил немедленно тепловой удар, покрылся потом, но все же быстрым шагом подошел к продолжавшему кричать Шумейкеру. Между деревьями лежал ничком мужчина пет сорока в шортах и майке. На мужчине лежала металлическая стремянка - ясно было, что лестница упала, придавив человека.
Беркович одним прыжком пересек открытое пространство и опустился на колени перед трупом. То, что человек умер несколько часов назад, сомнений не вызывало. Похоже было, что острый край падавшей стремянки ударил человека по затылку, пробив череп. У ног трупа валялась перевернутая банка с белой краской и выпавшая из банки кисть. Левая нога покойника почти до колена была вымазана этой краской, пролившейся, очевидно, в тот момент, когда стремянка обрушилась на землю.
- Это ваш приятель? - спросил Беркович продолжавшего причитать фалафелыцика.
- Да, это Ханан, - с надрывом сказал тот. - Боже мой, какой кошмар! Нужно вызвать скорую помощь! Да, и полицию тоже! Ох, простите, вы же сами полиция, я совсем сошел с ума... А скорую?
- Перестаньте кричать, - резко сказал Беркович, поднимаясь с колен и стараясь не коснуться вытекшей из ведра краски. - Станьте вон там, в тени, и ничего не трогайте.
- Я... ничего, - пробормотал Шумейкер и вытянулся по стойке "смирно".
Беркович, не чувствуя уже ни жары, ни головной боли, вернулся к машине и вызвал скорую. Потом позвонил инспектору и сообщил о происшествии.
- Давно он умер? - деловито спросил Хутиали.
- Жара, трудно сказать, - пробормотал Беркович. - Но, скорее всего, часа два, не больше.
- Займись пока сам, - сказал инспектор. - Я пришлю эксперта. Если понадобится помощь, сообщи.
Беркович вернулся к дому, поднялся по ступенькам к входной двери. По дороге он нечаянно коснулся каменных перил и отдернул руку: перила были покрашены той самой белой краской, что вылилась из ведра. Беркович беспокойно осмотрел брюки - черт, он таки испачкался, немного, но все же...
Сержант осторожно подошел к двери и начал колотить изо всех сил. Никто не отзывался - в доме было пусто, да это и раньше было ясно, ведь Шумейкер уже пробовал войти всего пять минут назад.
- Идемте в машину, - предложил Беркович, - там хоть прохладно. Скорая сейчас приедет, а я пока задам пару вопросов.
Сев рядом с Берковичем на переднее сиденье, Шумейкер втянул голову в плечи - он никак не мог прийти в себя и что-то все время бормотал под нос.
- Как его имя? - спросил Беркович.
- Ханан... Ханан Бек. Мы давно знакомы, но сейчас редко видимся... Дела все...
- Когда вы видели Ханана последний раз?
- Когда... Он брал у меня коробку с инструментами... Неделю назад.
- У него были враги?
- Враги?.. У всех есть враги, у меня тоже... При чем здесь враги? Разве на Ханана не упала эта проклятая лестница?
- Возможно, - пожал плечами Беркович. - Он получил удар по затылку, это верно. Но могла ли это сделать падавшая стремянка - только эксперт однозначно ответит.
Прибыла скорая, а следом - полицейская машина, тихая улица наполнилась звуками сирен, и сразу же начали подходить любопытные.
- Посидите минуту, - сказал Беркович, - я сейчас вернусь, мы закончим разговор, а потом я вас отвезу... Вам куда? Я вас подброшу, не беспокойтесь.
- Мне-то о чем беспокоиться? - пробормотал Шумейкер. - Это бедному Ханану...
Минут через десять, потеряв с потом не меньше трех килограммов веса, сержант вернулся наконец в машину и с облегчением вздохнул. Объясняя эксперту Левину ситуацию, он и сам восстановил в памяти все, что происходило несколько минут назад, а восстановив, понял наконец, что его все время мучило.
- Еще вопрос, - обратился Беркович к фалафелыцику. - Вы сами открываете свою лавку?
- Нет, это делает Хаим, он приходит в шесть и начинает готовить... А при чем здесь?
- Ни при чем, - успокоил сержант. А вы приходите позднее?
- Обычно - в восемь.
- И сегодня тоже?
Беркович отъехал от дома, кивнул полицейскому, перегородившему движение, и свернул на проспект.
- Сегодня? - нахмурился Шумейкер. - Сегодня я немного опоздал... Жара, не хотелось вставать... Сержант, куда вы едете? Вроде не в ту сторону...
- Возвращаемся в управление, - сказал Беркович. - Там вы объясните, почему убили Ханана Бека.
- Я?! - завопил фалафелыцик и начал рвать дверцу со своей стороны, пытаясь на полном ходу выскочить из машины.
- Спокойно, - предупредил Беркович, - дверца заблокирована. Да и вообще... Упадете, расшибетесь насмерть. Лучше всю жизнь провести в тюрьме, чем на том свете...
- Когда мы приехали к дому Бека, - рассказывал час спустя сержант Беркович инспектору Хутиэли, - этот Шумейкер пошел к двери, и мне сразу показалось, что в его движениях есть нечто странное. Сначала я не понял... Видите ли, он старался не касаться перил. Он знал, что они недавно покрашены. Если не знаешь точно, то ничего и не заметишь, я, например, поднялся по ступенькам несколько минут спустя и выпачкал руку...
- Шумейкер пришел к приятелю примерно в половине восьмого, - продолжал Беркович. - Тот уже покрасил перила и собирался красить каменную скамью в садике. Шумейкер ударил Бека по затылку гаечным ключом, ключ, кстати, уже нашли... А потом повалил на тело стремянку. Ведро с краской опрокинулось, и Шумейкер запачкал обувь, несколько капель попало на ноги. Он вернулся домой, помылся, а потом отправился в фалафельную и стал ждать у стоянки Управления.
- Зачем? - поднял брови Хутиэли.
- Идея была хорошая. Он хотел взять в свидетели какого-нибудь полицейского. Вот, мол, я в присутствии полиции обнаружил труп, значит, я ни при чем.
- Ему повезло, что он нарвался на тебя, - усмехнулся инспектор.
- Да, - скромно потупился Беркович. - Но было еще кое-что... Он смыл с ног краску, но капля все же осталась, там, где он не мог ее видеть. Маленькая капля, но я обратил на нее внимание.
Дело восьмое
УБИЙСТВО В ЖАРКИЙ ДЕНЬ
Жарко, - сказал сержант Беркович, войдя в кабинет. - Похоже, что скоро начнут плавиться стены зданий, и Тель-Авив потечет, как масло...
- Интересная картина, - хмыкнул инспектор Хутиэли. - У тебя образное мышление, Борис. Но мышление полицейского должно быть не образным, а точным. Нарисованная тобой картина плавящегося Тель-Авива не может соответствовать фактам и потому не свидетельствует о том, что ты сегодня в хорошей форме.
- О какой форме вы говорите, инспектор? - воскликнул Беркович. - Здесь, в кабинете, можно жить, но на улице - просто Хиросима после атомного взрыва!
- Ерунда, - отрезал Хугиэли. - Полицейский не должен быть столь эмоциональным. Полицейский по этому поводу должен сказать: "На улице температура плюс тридцать семь градусов, рубашка прилипает к спине, пить нужно каждые пять минут, и влажность достигает восьмидесяти процентов".
- Фу, - поморщился Беркович. - Все точно, как в показаниях, пригодных для использования в суде, но совершенно не интересно!
- Надеюсь, - сказал инспектор, - ты не станешь составлять отчет об осмотре места происшествия в таком возвышенном стиле?
- Нет, конечно, - сразу посерьезнел Беркович. - А что, есть место происшествия, которое нужно осмотреть?
Хугиэли покачал головой и склонился над бумагами.
- Нет, - пробормотал он. - И надеюсь, сегодня не будет.
Естественно, он ошибался и убедился в своей ошибке несколько минут спустя. Зазвонили сразу два телефона - у Берковича и инспектора. Сержант поднял трубку и услышал голос дежурного:
- Бери группу и выезжай, Борис! Улица Тосканини, девять-шестнадцать. Убийство. В это время Хутиэли объяснял кому-то: