И не мудрено, что противник теперь на передовую показывается с опаской и работу в открытую не ведет.
Увеличился счет и ведущих снайперов. О чем газета "Красноармейская правда" стала сообщать довольно часто и подробно.
25 мая. — "На днях три снайпера из своих засад уничтожили четырех гитлеровцев. Сухов истребил 2 фрицев, Охлопков — 1, Авдеев — 1".
3 июня. — "Только за последние два-три дня снайперы нашего подразделения уничтожили 9 гитлеровцев. Тов. Катионов убил 4-х немцев, тт Кутенев и Ганьшин каждый истребили по 2 фашиста, а Охлопков уничтожил — 1".
"Систематически наблюдая за противником, снайперы ведут огонь по амбразурам дзотов. Так, снайпер Охлопков периодически стреляет по амбразурам из противотанкового ружья и выводит огневые точки противника".
7 июня. — "На сегодняшний день лучший снайпер подразделения орденоносец Ф. Охлопков на своем боевом счету имеет 169 убитых фашистов, С. Кутенев — 64, Л. Ганьшин — 63, Н. Катионов — 17. Всего эти четыре славных советских воина уничтожили 313 гитлеровских громил.
Ежедневно увеличивая число истребленных фашистских захватчиков, эти товарищи ведут большую работу по воспитанию молодых кадров. Снайперскому делу они уже обучили шесть лучших стрелков подразделения".
18 июня. — "Снайперы тт. Охлопков, Кутенев и Ганьшин… на днях, получив задание, заняли свои позиции. Ганьшин и Кутенев в тот день уничтожили по одному фашисту. Тов. Охлопков заметил фашистского наблюдателя, выстрелил в него, разбил стереотрубку и ранил фрица. Другого появившегося здесь немца он убил наповал с первого выстрела".
20 июня. — "Совершенствуя боевое мастерство, наши лучшие воины повышают боевую активность, увеличивают счет грозной мести врагу.
К настоящему времени снайпер тов. Охлопков имеет уже на своем счету 171 уничтоженного фашиста, Сухов — 103, Кутенев — 65, Ганьшин — 63, Федосеев — 39, Николаев — 25.
Десять снайперов нашего подразделения истребили 579 немецко-фашистских захватчиков" 14.
Снайперы, помимо выполнения своих прямых обязанностей, принимали участие во всем, что было связано с подготовкой к наступлению. Так, сегодня утром Охлопков и Катионов были на задании, а сейчас пойдут строить траншею с 6-7-накатным блиндажом. Еще учатся вести ближний бой, преодолевая минное поле, проволочное заграждение в наступлении, знакомятся с пехотным оружием противника. Получается так: учишься ли, ходишь ли в бой, работаешь ли — все это подготовка к наступлению. Многое делается с целью решения нескольких задач одновременно. Был, как вчера, в силовой разведке, считай, что это и есть ведение боя в траншее или, как говорят командиры, в условиях непосредственного соприкосновения с противником.
Словом, успехи есть. У всех появилась уверенность в своих силах, что очень хорошо. Но забот стало больше. Готовишься, а угадай, каким будет наступление? Как оно пройдет для снайперов? Чем обернется оно для новичков? Их сейчас как никогда много. Кому-кому, им-то Федору и нужно помочь. Вчера, когда передавали тела трех бойцов, а также и тело Сарычева, похоронной команде, новый ротный так и сказал: "Это мы их не уберегли". А он, "знатный"-то, показывает лишь пример, а объяснить, втолковать как следует не может. Все язык подводит. На самого глаза пялят, его винтовкой интересуются. Вот слушают с вниманием лишь тогда, когда речь идет о меткой стрельбе. А говорит-то он совсем не лишнее. Иногда становится так обидно, что или уходит в себя и целыми часами молчит, или с особой страстью гоняет группу или отделение. Так, позавчера в отсутствие Кутенева троих заставил целый час ползать по болотистой, поросшей тальником и камышом местности и тащить за собой чурку с человеческий рост. Те, наверняка, доложили Кутеневу, однако тот не стал ни докладывать выше, ни вести переговоров с Федором. Он, единственный, кто его понимает с полуслова, иногда и без слов. А тем ребятам вполусерьез, вполушутку сказал:
"Это у вас получилось аж по-суворовски: трудно в учении, легко в бою. Сапог, взамен утерянного, дали. Чего же еще!" Слов нет, не так надо было добиваться взаимопонимания с этими парнями, не надо было кипятиться. Но кто знает, может, этот случай заставит задуматься их.
Занятый думами, Федор под скрип напильника так и не услышал, как вошел Катионов.
— Знаешь, Федор, нам дают еще одну персону? — Что?
— С нами пойдет Борукчиев. Всех остальных отправляют к артиллеристам. Там они будут помогать в установке тяжелых орудий.
— Этот-то, как его…, ругаться будет…
— Старшина-то? Да, он это умеет. Ничего, объяснимся.
— Шаршен с нами, да? Где сам?
— Он уже поел. Прямо туда пойдет.
За щами из щавеля и полевых трав Катионов опять завел разговор о применении противотанкового ружья. Видя, что его слушают неохотно, с явной обидой выпалил:
— Ах, не веришь, что ли, в будущее своего начинания?!
Что тут ответишь? Пойди объясни ему, что их ожидает в наступлении. Как бы то ни было, не понесешь же со снайперской и противотанковое. Другое дело, если подвернется в нужный момент. Но окажется ли тогда под руками? Такое ружье не будет валяться, в батальоне их всего два-три.
— Чего ты меня пытаешь? Сам все знаешь, — наконец, выдавил Федор.
И действительно, как-то раз приходил командир взвода, в который входило отделение бойцов-пэтээровцев. И интересовался, как Охлопков стреляет из этого оружия, и, почему-то не дослушав, сказал Кутеневу: "Ваш, может, хорошо и стреляет, а для нашего дела мал. Как будет таскать на себе 26 килограммов?" Николай тогда эти слова воспринял так, как будто обидели его самого.
— Охлопков ни за что не подменит снайперскую винтовку на ваш ПТР, вмешался в разговор Кутенев, улыбаясь. — Да и командир полка не отпустит такого опытного меткого стрелка.
Когда ушел младший лейтенант, Кутенев посадил Катионова рядом с собой и, как бы извиняясь, медленно, подбирая слова, сказал:
— Ты, Николаи, не носись с этой идеей. Вряд ли нужно было приводить пэтээровца. Слыхал, с каким гонорком он с нами разговаривал? А в наступлении наша группа будет использована, наверняка, для выполнения особого задания.
Каким будет в конкретности то задание, пойдут ли снайперы в боевых рядах или их разберут, как иногда бывало, по частям, никто не знает.
Катионов не отказывался от своего замысла заиметь в снайперской группе пэтээровскую пару. По этому поводу обращался даже к самому командиру полка. А зачем? Лучше было бы идти хоть раз со штурмовой группой в разведку боем. Это особо нужно для новичков. На кого глядя, они пойдут в бой? Нет, Катионов, хоть и комсорг, порой поступал легкомысленно.
Ни по пути к строящимся блиндажам, ни во время работы у того самого вечно сердитого и ругающегося старшины, которого Катионов называл "генералом Карапузом", Федор больше не вступал в разговор. Зато время от времени поглядывал то на Николая, то на Шаршена. Какие же они молодые! Совсем мальчики…
Николай на упрек старшины, почему не вышли всем отделением, ответил внушительно, будто он командир роты или батальона:
— Таков приказ, товарищ старшина! Вы дайте нам работу на все отделение и весь разговор.
На старшину, видимо, подействовал независимый серьезный тон: он тут же дал задание и ушел быстро, перебирая коротенькими ногами в блестящих сапогах.
Как только старшина отошел, Николай с Шаршеном переглянулись и разразились дружным хохотом. Они, одобрительно кивая друг другу, смеялись тем чистым, озорным смехом, на какой способны только юные души. У Николая полные щеки розовели, светлые голубые глаза искрились от удовольствия. Шаршен расплывался в такой широкой улыбке, что и без того узкие глаза вовсе исчезали на скуластом обветренном лице.
Парни пилили, рубили с азартом, кряхтя от удовольствия, шутили и смеялись.