Выбрать главу

Эпилог

I

Телеграмму Вероника Павловна получила вчера вечером уже после ужина. Ночь спала отвратительно. Несколько раз выходила из палаты в коридор, доставала из кармана пижамы телеграфный бланк и уже в который раз читала наизусть запомненный текст: «Завтра пятнадцать тридцать провожу финальный бой. Смотри по первой программе. Целую. Валерий». Выходила на балкон и, прислушиваясь к переливчатым руладам южных цикад, подолгу смотрела, как с гор почти невидимо для глаза опускался в заболоченную низину белесый туман. Она даже загадала: если туман заволокет вырисовывающиеся в ночной мгле контуры старинной башни, стоявшей над уступом скалы, то Валерий финальный бой выиграет. И словно связала себя этим бессмысленным суеверием: стояла больше часа на балконе, не спуская глаз с горы, стояла до тех пор, пока силуэт башни не растаял в пелене тумана. Заснула уже под утро, выпросив у дежурной сестры таблетку снотворного.

Всю первую половину дня Вероника Павловна провела в напряженном ожидании. Дежурный врач санатория, делая контрольное измерение давления, глядя на осунувшееся лицо Вероники Павловны, заметила:

— Что–то вы сегодня, милая, выглядите усталой. Наверное, плохо спали?

— Да, — расслабленно ответила Вероника Павловна. — Всю ночь мучил один и тот же сон. Отстала от поезда.

— Перед сном нужно гулять на воздухе, и не мешает принять валерьянку, и вообще не думать о том, о чем не следует думать.

Вероника Павловна вымученно улыбнулась.

— Вы шутница, Клавдия Николаевна. Если бы думы можно было программировать, то средняя продолжительность жизни человека перевалила бы за столетие. А потом, разве можно после такой телеграммы уснуть? — Вероника Павловна достала из сумочки телеграмму и положила на стол перед врачом. Та бегло пробежала ее глазами и подняла взгляд на Веронику Павловну.

— Сын?

— Да.

— Поздравляю.

— Рано.

— Даже если и проиграет бой, то, насколько я разбираюсь в спорте, серебро достанется вашему сыну. А серебро нынче дефицитней золота, — пошутила дежурный врач.

— И все–таки золото всегда будет золотом. Даже не как металл, а как символ.

За несколько минут до начала телепередачи финальной встречи чемпионата страны по фехтованию Вероника Павловна вошла в зал отдыха, где стоял цветной телевизор.

Из раскрытых окон тянуло горной прохладой, настоянной на тонком аромате роз и олеандров, растущих в цветнике у санатория. В углу зала, рядом с телевизором, за приземистым журнальным столиком, утопая и глубоких мягких креслах, заядлые доминошники шумно «забивали козла». Стук костяшек и реплики играющих гулко раздавались под высокими сводами зала.

Вероника Павловна включила телевизор. Шла музыкальная передача. На экране крупным планом вырисовывался четкий профиль молодого музыканта, плотно прильнувшего щекой к корпусу скрипки. Казалось, что весь он в эти минуты растворился в звуках «Легенды» Венявского.

Когда до начала спортивного обозрения осталась всего минута, Вероника Павловна вздрогнула, почувствовав на своем плече чью–то руку. Резко обернувшись, она увидела за спиной своего кресла дежурного врача.

— Примите и меня в болельщицы.

— Пожалуйста, — радостно произнесла Вероника Павловна и встала.

Она хотела сказать что–то еще, но на экране крупным планом появилось лицо спортивного обозревателя, который, объявив финальную встречу чемпионата СССР по фехтованию, четко назвал при этом фамилии курсанта военного авиационного училища мастера спорта Валерия Воронцова и студента Краснодарского университета мастера спорта Артема Горохова.

Вначале камера телеоператора проплыла по рядам болельщиков, выхватывая некоторые лица крупным планом. Любители этого старинного вида спорта, пришедшего в Россию из Европы, заметно отличались от любителей футбола, хоккея, бокса… Это было видно даже по респектабельному виду болельщиков, заполнивших зал: сидели чинно, спокойно, не ёрзали на сиденьях, не перебрасывались громкими репликами с одного ряда на другой. Почти на всех лицах лежала печать степенной уравновешенности. Вероника Павловна, занимавшаяся в молодости фехтованием, знала, что даже в напряженные секунды схватки шпажистов вряд ли кто из зала решится бросить в сторону длинной бойцовской дорожки подбадривающую реплику или возглас одобрения. Это не хоккей, где накал страстей болельщиков иногда достигает такой кульминации, что в сторону ледяного поля с трибун летят громкие крики: «Шайбу!.. Шайбу!..»

Контакт зала с ведущими бой фехтовальщиками измеряется другими мерками психологического состояния. Волнение в душе болельщика фехтования со стороны почти незаметно, если не присмотреться пристально к его лицу, на котором за минуту иногда меняется столько выражений, что трудно понять: рад он или огорчен. Одно можно только заключить — волнуется, жадно впитывая взглядом каскады стремительных выпадов вперед, в стороны, нырки вниз, резкие отходы назад…