Упоминание о ресторане в первую минуту насторожило Северцева, но когда Князь упрекнул его за неуважение к друзьям, он махнул на все рукой и решил предоставить себя во власть своих новых знакомых.
Перед выходом, когда он нагнулся и хотел взять с пола свой чемодан, Князь вежливо и настойчиво отстранил его руку и с упреком посмотрел на Толика.
— Ты только сегодня невнимателен или вообще невоспитан? Алеша устал с дороги, а ты не можешь поднести его чемоданчик.
Толик молча взял чемодан Северцева, и все четверо направились к выходу.
Северцев захмелел быстро. По его счастливой улыбке можно было судить, что ему все нравилось: Москва, новые друзья, шум города и этот особенный, лихорадочный тонус движения людей и машин, который свойствен только столице.
5
Было три часа дня, когда Виктор Ленчик со студентками-однокурсницами ожидал электропоезд на Малаховку, где у его родителей была дача. В воздухе дрожало знойное марево. У тележек с газированной водой стояли длинные очереди. Люди спешили скорей вырваться из раскаленных стен города в дачную свежесть Подмосковья.
Прохаживаясь по перрону, в широкополой соломенной шляпе, Виктор рассказывал спутницам о том, как профессор Киселев на экзамене по уголовному процессу незаслуженно снизил ему отметку. Высокий ростом, Ленчик был красив. Кожа его нежного, холеного лица была бледновато-матовой. Говорил он быстро и запальчиво, отчего его и без того выразительные и нервные губы дрожали в изломах, сдвигались в гримасах пренебрежения и иронии. Длинный серый пиджак, узенькие короткие брюки, зеленый галстук с ярко-красной полосой посредине обращали внимание прохожих. Даже маленькие темные усики, напоминающие крылья бабочки, и те как бы кричали: «Взгляните!» И кое-кто «взглядывал».
— Я отвечал ему блестяще! Обоснованные положения, богатые иллюстрации и, представьте себе, — тройка. Да, да тройка! Нет, это возмутительно! Гробить за то, что я не посещал его скучные лекции, — это хамство!
У входа в вокзал Ленчика остановил сержант милиции Захаров. Взяв под козырек, он вежливо проговорил:
— Молодой человек, ведь есть же урна для этого…
— Какая урна? Причем здесь урна? — удивился Ленчик, точно не понимая, о чем идет речь.
— Та, мимо которой вы бросили окурок.
— Ах, вот оно что, окурок, — с издевкой в тоне и с медовой улыбочкой протянул Ленчик, незаметно кося взглядом на девушек. У него мелькнула мысль: «Завтра девчонки обязательно разнесут по факультету, как Ленчик ловко разыграл милиционера». Увлеченный этой своей ролью, он сочувственно покачал головой: — Вот ведь беда-то какая — промазал. Метился в урну, и на вот тебе — промах. Пардон. — Ленчик круто повернулся и, вскинув голову, направился к девушкам.
— Гражданин, вернитесь, — приказал Захаров.
Не повернувшись на оклик, Ленчик прибавил шагу.
— Гражданин! — строже и громче окликнул Захаров и короткой трелью свистка остудил пыл Ленчика.
Ленчик вернулся. Всем своим возмутившимся существом он как бы вопрошал: «Ну что ты привязался? Чего тебе нужно, Степа-лёпа?..»
— Я вас слушаю, — в голосе Ленчика по-прежнему слышалась издевка.
Это высокомерие в тоне и барские манеры выхоленного молодчика не столько взбудоражили в Захарове его мужское самолюбие, сколько обдали грязью милицейский мундир, службу, пост… «Ах, ты так, пижон? Тогда держись! Будем разговаривать по инструкции…»
— Поднимите окурок.
— Что-о-о?
— Поднимите окурок!
— Да, но рядом с урной два окурка, и я вряд ли узнаю, какой из них мой. — На лице Ленчика появилась презрительная усмешка.
Строгий тон милиционера не допускал шуток.
— Последний раз предупреждаю, гражданин, поднимите окурок!
Девушки засмеялись.
Мгновенно Ленчик вообразил, какой гомерический хохот они поднимут, когда он, Ленчик, кого девушки зовут Чайльд-Гарольдом, будет подбирать окурки.
— Товарищ милиционер, — с расстановкой ответил Ленчик тоном, каким обычно взрослые отчитывают провинившихся детей, — научитесь уважать достоинство молодых людей, когда они в обществе девушек!
Сержант хотел что-то сказать, но Ленчик перебил его:
— Конечно, в ваших милицейских кодексах этого нет, а следовало бы вам с этими неписанными нормами познакомиться. Это, во-первых. Во-вторых, там, где валяются окурки и мусор — там есть дворники и милиционеры!
Довольный собой и тем, с каким замиранием следили за ним девушки, Ленчик снял шляпу, гордо тряхнул шевелюрой и пошел прочь. Сержант снова достал свисток. Раздалась тревожная трель.
— Придется прочитать ему лекцию об этикете, — небрежно бросил Ленчик девушкам и снова подошел к сержанту. — Чем могу быть полезен?
— Ваши документы.
— Зачем они вам? Причем тут документы?
— Гражданин, ваши документы! Слово «гражданин» на Ленчика подействовало гипнотически.
— Пожалуйста, — и он подал студенческий билет. — Я полагаю, что студенту вы сделаете скидку? Я понимаю. Я виноват, — уже тихо, чтобы его не слышали девушки, говорил Ленчик. — Но войдите в мое положение. Ведь я был не один…
— Ваш паспорт.
— С собой не ношу.
— Пройдемте!
— Простите, но куда и зачем? И что я такого сделал? Какой-то несчастный окурок и вдруг… Вы простите меня, товарищ сержант, — уже юлил Ленчик и покорно шел за сержантом.
Спутницы Ленчика спрятались за театральную кассу и ждали, что будет дальше.
Проходя мимо комнаты, где размещалась оперативная группа, Захаров увидел через полуоткрытую дверь лейтенанта Гусеницина. Нахохлившись, он что-то писал. Перед ним сидел широкоплечий молодой человек с забинтованной головой.
В дежурной комнате Ленчику предложили заплатить штраф. Денег не оказалось. Он попросил разрешения позвонить. Ему разрешили.
Ленчик быстро набрал номер телефона, и заискивающий тон, которым он только что обращался к сержанту, сменился повелительным:
— Мама, у меня неприятность! Меня задержала на вокзале милиция. Что? Детали потом! Мне нужны деньги заплатить штраф. Мама, еще раз повторяю — подробности потом! А сейчас поторопитесь в отделение милиции на вокзал. Захватите с собой деньги!
— Кто ваши родители? — спросил дежурный лейтенант.
— Отец — профессор, мать — домохозяйка.
— На каком факультете учитесь?
— На юридическом.
— Так, так, значит, будущий блюститель законности. Странно, учитесь в Московском университете, а заявляете, что милиция создана для того, чтобы подбирать мусор и окурки. Ну что ж, сообщим в деканат, в комсомольскую организацию. Пусть помогут вам пересмотреть ваши взгляды. Вы комсомолец?
— Да, — уныло ответил Ленчик, и его лицо заметно вытянулось. Он вспомнил недавнее комсомольское собрание курса, где его «прорабатывали» за отрыв от коллектива и, как выразилась Лена Туманова, за «чванливый аристократизм и самомнение».
И нужно же случиться этой скандальной истории! Всего-навсего какой-то жалкий окурок!..
— Товарищ лейтенант, не делайте этого, — упавшим голосом просил Ленчик. — Поймите меня, я не мог поднять окурок. Ведь я был с девушками.
С минуту в дежурной комнате стояло молчание.
— Понимаю вас, вы были с девушками. Причина уважительная. Верно. Но сейчас вы без девушек. Сейчас вы можете поднять окурок? — неожиданно спросил лейтенант.
Этим вопросом Ленчик был смят.
— Ну как? — повторил лейтенант.
Несколько секунд Ленчик топтался на месте, поправляя галстук, откашливался и, наконец, заговорил:
— Конечно, если это нужно. И потом я отлично понимаю, товарищ лейтенант, что будет в Москве, если каждый начнет бросать мусор. Но я вас прошу…
Лейтенант не дал договорить.
— Сержант, проводите гражданина. Он понял свою ошибку и он ее исправит.