Я вышел, чтобы повторить инструкции в других землянках. Альпийские стрелки задавали массу вопросов, а в глазах все равно был невысказанный вопрос. Меня окружал сплошной вопросительный знак.
Ближе к вечеру лейтенант Ченчи вернулся на свой опорный пункт.
— Похоже, офицера тебе так и не пришлют, — сказал он на прощанье. — Держись, старина, и не дай застигнуть себя врасплох. Желаю удачи. Пока.
Я физически ощущал, каким огромным грузом легла на меня ответственность. Если мы хоть малейшим шумом или неосторожным движением выдадим, что собираемся оставить опорный пункт, кто из нас тогда вернется домой? Альпийские стрелки смотрели на меня усталыми, припухшими от бессонницы глазами, ловя каждое мое слово. Я старался сохранять самообладание и обдумывал, что буду делать, если все сложится скверно. Когда стемнело, собрал всех командиров отделений: Минелли, Морески, Баффо, Пинтосси и Россо — командира пулеметного расчета.
— Как идут сборы? Все готово? — спросил я каждого.
— Новостей никаких. Все готово, — ответили все.
— Итак, первым начнет отход отделение Морески. Кроме личных боеприпасов, понесете и боеприпасы для всего отделения. Каждый пусть возьмет как можно больше, что останется — заройте в снег. Но мы должны нагрузиться почище мулов, ведь мы не знаем, что нас ждет. В крайнем случае бросим потом боеприпасы по дороге, если не под силу будет. Как только Морески доберется до разрушенного дома между нами и опорным пунктом Ченчи, он остановится и подождет второе отделение. Оружие держать наготове. Потом возобновите отход. Второе отделение подождет третье, и так до последнего. Вторым начнет отход отделение Баффо. Затем — пулеметный расчет, за ним — Минелли, и последним Пинтосси, я пойду с ним. — Я велел каждому повторить приказания, потом продолжал: — Услышите выстрелы, не волнуйтесь. Ваши отделения должны добраться до полевой кухни. Там сбор всей роты. Командир отделения отходит последним. Держите солдат поближе к себе и хорошенько проверьте оружие. Не оставляйте в котелках ложек, они звякают, а мы должны отходить в полной тишине. Все будет хорошо, приготовьтесь, я вас предупрежу, когда начинать отход. Ну, до встречи.
К счастью, ночь была темная. Такой темной еще не было ни разу. Луна пряталась за тучами, было очень холодно. И тишина была такая же мрачная, тяжелая, как ночь. Вдалеке сквозь тучи прорывались огненные сполохи боя и слышался все тот же шум, словно колеса шуршат по речной гальке.
Я стоял в траншее, держа наготове ручной пулемет, и вглядывался во тьму, пытаясь разглядеть позиции русских. Там тоже царила тишина, казалось, их вообще там не было. «Что, если они сейчас начнут атаку?» — подумал я, вздрогнув при одной этой мысли.
Альпийский стрелок, стоявший на посту в ходе сообщения, ведущем в долину, доложил:
— Прошло отделение Морески, все в порядке.
— Иди и предупреди Баффо, — приказал я. Впившись взглядом во тьму и крепко сжимая ручной пулемет, я дрожал от волнения и страха.
— Старший сержант, прошло отделение Баффо, все в порядке.
— Иди предупреди пулеметчиков.
— Пулеметчики прошли, все в порядке.
— Говори потише! Теперь сообщи Минелли.
Было тихо. Я слышал, как начало отходить отделение Минелли: удаляющиеся шаги в ходах сообщения, негромкая брань.
— Старший сержант, прошло и отделение Минелли.
Я смотрел прямо перед собой на реку, дрожь унялась.
— Ну, готовьтесь и вы, — сказал я.
В тишине было слышно, как солдаты Пинтосси, переговариваясь шепотом, надевают на плечи ранцы.
— Сержант, мы можем идти?
— Иди, Пинтосси, иди, только как можно тише.
— А ты?
— Иди, Пинтосси, я — следом за вами.
Ко мне подошел альпийский стрелок с реденькой, сухой бороденкой.
— А ты не идешь? — спросил он.
— Иди, иди…
Я остался один в траншее. До меня доносились шаги исчезавших во тьме альпийских стрелков. Все берлоги опустели. На соломе, которая покрывала прежде чью-то избу, валялись грязные носки, пустые пачки из-под сигарет, ложки, пожелтевшие письма, на опорных балках висели открытки с цветами, горными деревушками, влюбленными и ангелочками. Да, берлоги были пустые, совсем пустые, и такую же пустоту ощущал я в душе. Я все вглядывался в ночную темень. Ни о чем не думал, лишь крепко сжимал ручной пулемет. Нажал на спусковой крючок и выпустил весь заряд. Стрелял и плакал. Потом спрыгнул вниз и забежал в берлогу Пинтосси взять свой ранец и медленно пошел, по направлению к долине. Начал падать снег. Я плакал, сам того не замечая, и в черной ночи слышал лишь свои шаги по темному ходу сообщения. В моей берлоге на опорной балке осталась висеть цветная открытка с яслями Христовыми, которую мне на рождество прислала невеста.