Отлично помню: я лежала навзничь на полу. Мне давным-давно хотелось попробовать. И теперь я смеялась — не от неожиданности, не от смущения, не от стыда (стыда не было и в помине). Я смеялась от радости этого нового познания, от гордости, что совершила, как мне тогда мнилось, величайшее открытие. Не хуже открытий Архимеда и Коперника, Ньютона и Эйнштейна. Не хуже открытий Галилея. Внутри меня обнаружился источник неиссякаемой энергии, космической, мощной, как земное притяжение. Почему мне никто не сказал о нем раньше? Почему я сама не догадалась? Совершенно бесплатный. Он есть у каждого. И доступ к нему так прост. Так прост!
Мне и в голову не пришло, что я не приняла таблетку, а парень забыл презерватив, что я могу забеременеть, могу подцепить что угодно. Мне было наплевать. Вращалась пластинка. Битлы пели «Norwegian Wood».
Глава 6
Почему человеку дается несколько жизней? Или я напрасно обобщаю? Может быть, меня одну преследует это ощущение? Двум смертям не бывать, это понятно, но за отмеренный мне срок я прожила уже целый ряд отдельных жизней, переплетающихся и вместе с тем совершенно разных.
В тридцать лет я была не той, что сейчас. А в восемь — совсем-совсем другой. С высоты прожитых лет собственное отрочество видится мне неким особым существованием. Сейчас я на удивление одинока, у меня ни родных, ни близких. А когда-то была семья, хватало и друзей и поклонников. То я общительная. То застенчивая. Иногда тактичная и рассудительная. Иногда невменяемая.
К примеру, сейчас полночь, и я надумала искупаться в огромной кухонной мойке. В раковине купают только младенцев. Ну, вот и я как маленькая. Заткнула пробкой, наполнила до половины теплой водой. Через край не перельется. Вскарабкалась на разделочный стол. Голая встала на краю мойки. Железная штора опущена. Жаль. Такое необыкновенное представление, и ни единого зрителя. Села на гладкое дно из нержавейки. Ни капли не пролилось. До чего же я люблю точность! Математик из меня никакой, и наливала я на глазок, но не ошиблась, и это радует. Съежилась, подобрала колени, обхватила их руками, иначе говоря, приняла позу ворона. Работая поварихой в цирке, я разминалась вместе с артистами. Они занимались чем-то вроде йоги, упражнялись в растяжках, поддержках. Мои нетренированные руки-ноги скрипели и дрожали от напряжения, но я все равно не отчаивалась, и никто надо мной не смеялся. Все мы так или иначе сбились с пути, стали изгоями и потому никогда не осуждали друг друга. Как могли, уживались с себе подобными — другого выхода у нас не было. Цирк — государство в государстве; законы и условности внешнего мира нас не касались. Кому какое дело, родила ты в четырнадцать или в сорок восемь. Осталась старой девой или у тебя три мужа. Разрываешься между билетной кассой и плитой, кормя кучу племянников мал мала меньше, или чистишь лошадей и выгуливаешь собак. Цирковые животные невероятно умны. Здесь дрессируют любых и не считают, что выступление тигра заведомо эффектней номера с котом. При этом не забывают, что в каждом, сколько ни дрессируй, сидит дикий зверь. Люди и сами дичают, полагая, что именно так справятся с самой свирепой зверюгой. В цирке не говорят. Орут. Обходятся без глаголов и прилагательных. В ходу существительные — имена, прозвища. И конечно же междометия. Але-оп! Ну-ка! Браво! За полчаса до выхода на арену все застывают наготове, словно детали единого механизма, идеальные инструменты, такие же, как брусья, шесты, тросы, гимнастические снаряды. Звери тоже замерли, глаза в глаза с дрессировщиками. Мужчина и собака, девушка и козленок, женщина и змея словно гипнотизируют друг друга. Тепла между ними нет, но и холода тоже. Нет времени полюбить, вместо чувств — постоянный физический контакт. Чья-то рука у тебя на плече, на спине, на локте. Колено уперлось в бедро. Затылок — в живот. Стопа — в пах. Артисты сплелись, стали иллюстрацией к камасутре, напрочь лишенной чувственности. Кожа — только основание. Основа. Плоская. И одновременно объемная. Она сама по себе, и она срослась с тем, что скрывает. Кожа — поверхность, и она же — вместилище, оболочка, она — одинаковая и вместе с тем совсем разная. Кожа ноги, кожа шеи, кожа лица, груди, промежности. Мне казалось, я знаю свою кожу досконально, но в один прекрасный день ладонь легла мне на шею, неожиданно, точнее говоря, непредвиденно, и стало ясно, что все открытия впереди. Это случилось раньше, чем я попала в цирк, впрочем, долго рассказывать, расскажу как-нибудь потом, а пока вернусь к человеческой коже, которая, будто дикий зверь, постепенно сживается с нами, привыкает и приручается.