И вот интриганство, сплетни, скандалы и заняли место чего-то настоящего, чего ей, как всякой женщине, наверно, хотелось. А может быть, впрочем, и нет?
…Почему же Родс, поняв все, так долго переписывался с нею, давал ей деньги? И даже, рискуя жизнью, приехал из Англии на ее процесс?
Теперь-то мы знаем, что шантажировать его ей было нечем. Если бы у нее имелись хоть какие-то документы, которыми она его путала, они бы наверняка увидели свет. Ведь у княгини была масса возможностей издать их: после смерти Родса она прожила еще — шутка сказать! — сорок с лишним лет. Целую жизнь. Конечно, если бы у нее были тайные материалы о нем, она бы их опубликовала.
Чего же боялся Родс? Может, он думал, что княгиня могла что-то найти, часто бывая в Хруте Скир и без стеснения заглядывая в его личные комнаты? Для шантажа ведь не надо оснований, документов. Нужно только уметь грозить: разоблачениями, связями, сплетнями, мало ли чем…
Наверно, Родсу было чего бояться. И нервы сдавали. Не тот уж он был. Да и привык он бороться с мужчинами. Перед женщиной, которая сама атаковала, ничем не брезгуя, он спасовал.
…Материалы к этой книге обнаруживались подчас неожиданно. Сидя как-то у своего старшего друга, писателя Владислава Михайловича Глинки, в его «барской» квартире на Миллионной, возле Зимнего дворца, я рассказывал ему историю Родса и Екатерины Радзивилл. Всеведущий Глинка терпеливо выслушал, а потом лукаво спросил:
— А знаете ли вы, кому принадлежал когда-то этот дом, номер одиннадцать, где мы с вами сейчас сидим? Не знаете? Так вот, его хозяйкой была Жеребцова, вторая жена Адама Ржевусского, мачеха этой самой вашей княгини. Так что отсюда, может, и начинался путь этой злодейки к вашему Змею Горынычу, как бишь его, Сесилу Родсу.
Мне оставалось еще раз подивиться, какими непредсказуемыми хитросплетениями полна история человеческих судеб и как неожиданно она связала фешенебельную Миллионную с кейптаунским дворцом Сесила Родса.
По старому справочнику «Весь Петербург» я разыскал, какой же дом принадлежал женщине, ускорившей кончину Родса, а потом пошел туда, в Дмитровский переулок. В детстве я жил неподалеку, и в ноябре 41-го, в ленинградскую блокаду, пережидал как-то бомбежку в подворотне этого дома. Но тогда и в голову не могло прийти, что буду потом по ветхой адресной книге разыскивать имя его бывшей владелицы.
В Варшаве я расспрашивал другую княгиню Радзивилл — Изабеллу — о ее родственнице. Заодно услышал немало интересного вообще о роде Радзивиллов и о тех, кто породнился с ним, вплоть до Джеки Кеннеди-Онассис. С удивлением узнал, что мою собеседницу и ее ближайшую родню уже после второй мировой войны судьба тоже бросала в Трансвааль, в предместье «Золотого города» — Йоханнесбурга, где Родс с помощью Джемсона пытался поднять мятеж. И где его преследовала «ужасная Екатерина».
Легкой смерти надо бы просить
Приезд на процесс княгини стал для Родса последним путешествием. В сорок восемь лет он уже был стар и слаб. На пароходе задыхался даже в роскошной каюте. Ему устроили постель на столе в штурманской рубке, но во время бури он упал и сильно разбился.
В Кейптауне его едва узнавали. Потухшие глаза, бесформенное обрюзгшее лицо, безжизненная кожа, всклокоченные волосы. Да и сейм он, очевидно, чувствовал быстрое угасание. Должно быть, с удовлетворением вспоминал, что заранее, годом-двумя раньше, увековечил себя для потомства — долгими часами позировал художникам, принимая величественные позы римских патрициев.
Может быть, Родс уже ощущал приближение смерти. Он написал Джеймсу Роуз-Инну, своему давнему политическому оппоненту: «Я, как, наверное, и каждый, старея, понимаю, насколько я глуп — ведь все, что стояло между нами, так ничтожно».
В 1902 году февраль и март — конец южноафриканского лета — оказались в Кейптауне необычайно жаркими. Как всем сердечникам, Родсу не хватало воздуха, каждый вдох давался с трудом. Ему стало так плохо, что он не смог жить в Хруте Скир и поселился в коттедже на берегу Индийского океана. Но и там приказал сломать стену, чтобы воздух проходил свободно, и положить много льда — охлаждать этот воздух. Изо дня в день в течение двух недель слуги были наготове, чтобы запрячь экипаж — Родс думал отправиться в Драконовы горы: там было холоднее, — но приказа так и не последовало. Вместо этого Родс решил поехать в Англию: там начиналась весна. Отъезд был назначен на 26 марта. В этот день его и не стало.