- И при этом хладнокровно! - произнес Мегрэ с неожиданной интонацией.
Да, он ошибся, вообразив себе бурную сцену. Сесиль не потеряла хладнокровия. Она была смиренной овцой. Долгие годы она прожила в полной покорности, даже не отдавая себе в этом отчета, приниженность стала ее второй натурой. И понадобилось совсем немного - вид этой кучи денег и внезапная уверенность, что тетка всегда обманывала и эксплуатировала ее...
- Продолжайте, дружок...
- Мы долго сидели и не могли произнести ни слова... Потом Сесиль вышла на минуту, желая убедиться, что тетка действительно умерла... А потом она сказала:
"Нужно заявить в полицию".
В кабинет Мегрэ вползли серые сумерки; причудливые блики, падавшие от зеленого абажура, выхватывали из темноты лица. Наступило молчание. Только посапывала трубка.
Можно было представить себе сестру и брата, подавленных и растерянных в этом большом доме у самого шоссе. И под ними - насмерть перепуганного месье Шарля, который слышал сверху каждое слово и даже шепот.
"Если я пойду туда сейчас..."
Сесиль взглянула на брата. Полиция никогда не поверит, что он не причастен к преступлению. Оба они чувствовали себя усталыми и разбитыми, словно после долгого бега.
Попросить консьержку отпереть дверь? Она обязательно посмотрит через глазок, кто это в такой час выходит из дома. Часы в квартире стали бить одни за другими. И всякий раз брат и сестра вздрагивали.
"Послушай, Жерар... Утром я пойду к комиссару Мегрэ. Я все ему скажу... А ты улучишь минуту, когда консьержка станет выносить мусор на помойку, выберешься отсюда и отправишься прямо домой".
Странную ночь провели они около покойницы! Оба они были отрезаны от мира, точно эмигранты, сидящие среди своих узлов на вокзале или на палубе парохода.
- Кто из вас, - спросил Мегрэ, разжигая трубку, - решил открыть секретер и осмотреть бумаги?
- Сесиль... Но это было гораздо позже. Она сварила две чашки кофе, потому что я все еще находился в каком-то оцепенении. Мы сидели на кухне... Вдруг она сказала: "Хоть бы этот человек не поднялся сюда". Потом она добавила: "А ведь я говорила комиссару, что кто-то приходит по ночам... Он мне не поверил. А теперь, кто знает, когда мы оба отсюда уйдем..."
Мегрэ не отрывал взгляда от оконной рамы, крепко стиснув зубами мундштук трубки.
Итак, Сесиль спокойно предложила изъять из секретера все бумаги. Ей и в голову не пришло бежать с деньгами или взять какую-то часть для брата, который так в них нуждался.
- Вы прочли эти документы? - спросил комиссар.
- Да.
Комиссар встал и направился к двери, которую он незадолго до того приоткрыл.
- Пожалуй, здесь вам будет удобнее, господин Дандюран. Похоже, теперь речь в основном пойдет о вас.
Ибо месье Шарль сидел в соседней комнате под надзором инспектора. Вид у него был довольно плачевный.
У него отняли воротничок и галстук и даже шнурки от ботинок. Он не брился уже двое суток. Руки, соединенные наручниками, он держал на животе.
- Надеюсь, вы можете стоять? Вы не слишком утомлены?
Решив, что его заманили в ловушку, Жерар сорвался с места:
- Что это значит?
- Успокойтесь, Пардон. Продолжайте свой рассказ.
Мне хотелось, чтобы господин Дандюран его послушал.
Итак, вы с сестрой уселись у секретера в гостиной и осмотрели документы. Там находились, вероятно, деловые бумаги, квитанции, арендные договора, счета...
- Мы нашли там также и письма...
Произнося эти слова, Жерар следил взглядом за бывшим адвокатом, словно опасаясь, что тот, несмотря на наручники, бросится на него.
- Любовные письма, верно?
В этот момент раздался голос Дандюрана:
- Минутку! Могу я осведомиться, что сейчас происходит: очная ставка?
- Именно так, господин Дандюран.
- В таком случае я прошу и требую, чтобы, в согласии с законом, здесь присутствовал мой адвокат.
- Кто ваш адвокат?
- Мэтр Планшар.
- Торранс!.. Торранс!.. - позвал Мегрэ. - Будь добр, пригласи сюда мэтра Планшара!.. Хотя погоди. В это время он должен быть во Дворце правосудия.
- Он ведет дело в Одиннадцатой палате, - уточнил месье Шарль.
- Беги в Одиннадцатую палату и приведи его сюда.
Если слушание дела его подзащитного еще не началось, попроси его отложить заседание. От моего имени.
Около получаса в кабинете Мегрэ царило безмолвие, и малейшее движение вспугивало тишину, подобно камешку, брошенному в пруд.
- Садитесь, мэтр Планшар... Не скрою от вас, что я намерен просить следователя выдвинуть против вашего клиента обвинение в умышленном и преднамеренном убийстве... Мы вас слушаем, Пардон. Вы говорили о найденных любовных письмах. Если я не ошибаюсь, речь идет о письмах пятнадцатилетней давности.
- Не знаю. На них не было даты...
Адвокат торжествующе улыбнулся и принял значительную позу, словно находился в суде присяжных. Мегрэ повернулся к Спенсеру Отсу:
- Помните наше посещение той уродливой мэрии в Бур-ла-Рене?
Потом обратился к Жерару:
- Так что же говорилось в этих письмах? Постойте.
Сначала установим одно существенное обстоятельство.
Оценив важность этих документов, ваша сестра решила вручить их мне, перед тем как отдаться в руки правосудия, не так ли? Она положила их в свою сумку вместе с другими деловыми бумагами, находившимися до этого в секретере, так?
- Да.
- Если дело обстоит именно так, - вмешался адвокат Планшар, обращаясь к Мегрэ, - то я прошу предъявить эти документы.
- Немножко терпения, мэтр.
Мегрэ поймал двусмысленную усмешку на лице месье Шарля.
- Не спешите радоваться, Дандюран! Я ведь знаю, что вы сумели овладеть этой чересчур уж компрометирующей вас перепиской и уничтожили ее. Однако не забывайте, что вы воспользовались моей минутной отлучкой для телефонного разговора, чтобы проникнуть в комнату госпожи Буанэ. Ну, теперь мы вас слушаем, Жерар. Скажите нам сначала, дружок, как эти письма начинались.
- Словами "Моя дорогая".
- Я вас прерву снова, - сказал Мегрэ неожиданно озорным тоном. - Я не хотел бы, чтобы мой американский коллега составил себе превратные представления о любовных отношениях во Франции, и потому добавлю, что, когда эти письма писались, госпожа Буанэ была на пятнадцать лет моложе. Конечно, она была уже не первой свежести, но все же не успела еще превратиться в пугало с палкой, каким стала за последние годы. Сколько писем вы насчитали, Жерар?
- Около тридцати. По большей части это были записки: "Завтра в три часа, ты знаешь где... Целую...
Твой..."
- Они были подписаны?
- Буквой "Ш".
Месье Шарль, которому не предложили сесть, не спускал взгляда с молодого человека. Лицо его приобрело землистый оттенок, но он отнюдь не терял присутствия духа.
- Буква "Ш" еще ничего не доказывает, - возразил мэтр Планшар. - Если эти письма будут приобщены к делу, я потребую графологической экспертизы.
- Они не будут приобщены к делу... Во всяком случае, именно эти письма. Мы слушаем вас, Жерар. Вероятно, некоторые из них были длиннее прочих?
- Да, четыре или пять писем.
- Постарайтесь вспомнить, что там было.
- Я помню, что одно из этих писем гласило: "Мужайся! Подумай, ведь через несколько недель ты освободишься, и мы наконец насладимся покоем..."
Мэтр Планшар насмешливо заметил:
- Быть может, речь шла о беременной женщине?
- Нет, мэтр! Речь шла о женщине, имевшей мужа и любовника. И письмо это писалось рукой любовника.
- Значит, муж ее был болен?
- Вот это и требуется установить. Продолжайте, Жерар.
Жерар, смущенный устремленными на него взглядами, пробормотал:
- Помню другую фразу: "...Вот видишь, он ничего не заметил... Терпение!.. Лучше нам не видеться в ближайшие дни. При нынешней дозе он протянет самое меньшее две недели... Спешить слишком опасно..."