Туберский смотрел на Фенберга. Фенберг неторопливо потер ладони рук. Туберский с надеждой улыбался и ждал, как щенок, доброго слова. Фенберг пригладил непослушные вихры. Туберский быстро подал ему свою черную пластмассовую расческу. Фенберг взял, плюнул на нее и вернул Туберскому.
— Ты все еще обижаешься, да? — спросил Туберский, вытирая расческу о джинсы.
Майкл посмотрел на Джона. Ха. Обижаюсь?
Туберский был бы рад, если бы Фенберг кричал на него, или ударил его, или улыбнулся своей ледяной, сардонической улыбкой. Тогда можно было надеяться, что как-нибудь, когда-нибудь все кончится сатанинской, изощренной шуткой. Как в старших классах школы, когда Фенберг привязал его к гаражной двери на выходные. Но Фенберг смотрел прямо перед собой и потирал ладони. Туберский делал то же самое.
Прошел час, и Фенберг заговорил.
— Что мне делать в моем положении… — сказал он и выпрямился.
— Что?
— Она сказала "в моем положении". — Фенберг вспомнил ангельское лицо Элен, ее волосы, слегка слипшиеся на висках после любовных ласк. Сияющие светло-голубые глаза, и эта аппетитная нижняя губа.
"Мне хочется поговорить с тобой о том, куда ведут нас наши отношения и что мне делать в моем положении", — вспомнил он слова Митикицкой.
— О-о господи! Как я мог быть таки тупым? — сказал Фенберг, застыв.
— Что? — спросил Туберский. — Что-что?
Взгляд Фенберга заметался. Он уже прошел через это. С Трейси. Ему надо было обратить внимание. Те же эмоциональные взрывы. Она расстраивалась и плакала по мелочам. Над теми самыми вещами, над которыми в обычном состоянии просто посмеялась бы. Отпрашивалась с работы. Ее тошнило по утрам. Выходит, чтобы это понять, нужно было, чтобы пещерный человек высек это у тебя на лбу и поднес тебе зеркало к лицу? Элен поправлялась, у нее увеличилась грудь, в конце концов она прямо спросила: "Что мне делать в моем положении?"
Господи. У нее будет ребенок.
— Это не считается. Я продолжаю не разговаривать с тобой, — сказал Фенберг брату. — Но каким хочешь способом, как угодно мы должны выбраться отсюда.
— Никому не удавалось выбраться отсюда, — сказал Туберский, поглядывая на решетки. — Бетонные стены в ярд толщиной и решетки из прочной стали.
— Я ухожу сегодня, Джон. Ты пойдешь со мной?
Туберский еще раз поглядел на решетки, потом на брата.
— Давай.
Фенберг стал расхаживать по камере, положив руки на пояс. План. Им нужен был план. И еще им надо было найти Митикицкую. Где же она может быть?
* * *Элен была в лесу.
Она не знала, где находится.
Существо знало.
Тем вечером Элен размышляла о своих делах, гуляя по району, застроенному коттеджами, где вдоль улиц ровными рядами росли деревья. В голове ее бродили плохие мысли о Фенберге и о том, как ей придется подбирать себе эти ужасные одежды для будущих матерей. Ну и черт с ним. Она сама воспитает ребенка, думала Элен. Может, остаться здесь еще на шесть месяцев, до тех пор пока не будет по-настоящему видно, поставить в неудобное положение этого сукиного сына Фенберга перед всем городом, а потом уехать домой и родить маленькую девочку. Элен знала, что будет девочка. Она уже придумала ей имя — Кати Скарлет О. Митикицкая.
Вечер был подходящим для прогулок. Ветреный и сырой, но освежающий. Деревья и дома стояли чисто вымытые, и чувствовался бодрящий запах горной воды и сосен. Она ничего не заподозрила, когда залаяли собаки. На улице никого не было, когда она решила пройти через пустынную городскую площадь. Она обогнула высокий куст и наткнулась на что-то, что она немедленно приняла за быка. Он был достаточно большим и так же пах. Но, конечно, в Бэсин Вэли не было быков. Только монстры.
Перед Элен стояло существо Туберского. Оно хныкало и держалось за свою левую руку, как бы прося о помощи. Но Элен не заметила этого. Она подняла глаза и увидела два светящихся красных глаза, которые показались ей зловещими. Глаза, моргая, смотрели на нее. И все это действительно было. Митикицкая свалилась на землю. Она не чувствовала, как большие неуклюжие руки протянулись и подняли ее, как котенка.
Первые десять миль Митикицкая подсознательно чувствовала порывы холодного ветра и гулкие шаги. Она думала, что спит и что ее разбудило Калифорнийское землетрясение, но это был зверь Туберского, который то бежал, то шел через лес. Он нес ее на плече, как охотник добычу.
От него ужасно пахло, и Элен удивилась мыслям, которые приходят в голову человека во время стресса. Интересно, смогут ли потом в сухой химчистке удалить запах от одежды.
Она видела, как поднимаются его пятки, одна за другой, и земля все время убегает назад, как будто сидишь в последнем вагоне, завороженная мельканием убегающих вдаль шпал. Они без усилий преодолевали милю за милей какой-то Богом забытой местности. Существо бежало в гору, потом спускалось с нее. Оно с плеском перебегало через узкие, журчащие ручейки, и она завизжала, когда существо подняло ее над головой на высоту двенадцати футов, переходя реку поглубже. Время от времени оно перекладывало ее с одного плеча на другое, а в одном месте, когда они пересекали то, что показалось ей поляной, взял ее на руки. Он нес ее, как жених демон несет свою игрушечную невесту. Удары холодного ветра и ощущение скорости временами были приятны в ее шоковом состоянии, походившем на сон.
Они путешествовали всю ночь, и Элен стала беспокоиться, как бы тряска не повредила маленькому, медленно пробивающемуся в ней семени, которому когда-нибудь суждено стать (удар о волосатую спину) малышкой Кати Скарлет. Ворчанием и стонами она давала существу понять, что хочет спуститься вниз. Иногда оно позволяло ей это. Но потом, тревожно оглядываясь назад, оно снова хватало ее и бежало неизвестно куда.
К рассвету они прибыли к месту назначения. Это была пещера на склоне холма, скрытая от глаз двумя низкими, развесистыми дубами. Она выходила на восток. Элен поежилась и порадовалась теплым солнечным лучам. Существо осторожно, но бесцеремонно, сбросило ее, и ушло.
Сначала Митикицкая сидела съежившись и растирала себя. В тот момент она так замерзла и так была рада, что оказалась на твердой земле, что не думала о побеге.
Но постепенно она согрелась. Она разогнула ноги и прогнула шею и спину, медленно потягиваясь. Ничего не сломано, хотя она знала, что на боку должен быть здоровый синяк. Она похлопала себя по животу. Нет, с малышом все было в порядке. Со стороны выхода светило солнце, и она села поближе к нему. Тут Митикицкая осознала, что пещера была удивительно сухой и теплой. Сухо — это одно. Тепло — уже совсем другое. Тут не могло быть настолько тепло. Элен повернулась и нащупала стены пещеры. От них исходило приятное тепло. Теперь глаза ее привыкли к темноте, и Митикицкая подумала, не стоит ли заняться дальнейшим исследованием места. Нет. Нет уж, спасибо. Я не собираюсь наощупь пробираться в темной пещере, где, наверное, есть летучие мыши и прочие твари, разложившиеся трупы разной степени давности, и, вполне возможно, другие монстры. Нет уж, спасибо, подумала она.
Митикицкая заметила маленький светящийся огонек в дальнем углу пещеры. Еще один вход? Это хорошо бы разузнать, подумала она, потирая руки и дуя на них. Элен вытянула вперед голову, прислушалась. Как будто бежит вода. Это, конечно, возможно. Нет. Похоже, вода журчит где- то подальше. Элен уже пошла вдоль стены, но остановилась.
— Что я делаю? Остановись, Элен, — сказала она вслух. — Поиграешь в разведчиков в следующий раз.
Существо ушло. Она поняла, что это не монстр, а неуловимый Сесквоч. Неуловимый Сесквоч, который съел уже десять человек. Элен выругала себя за такие мысли. Она читала, что они веди ночной образ жизни. Может быть, он ушел, чтобы проспать где-нибудь весь день. Хорошо бы. Элен покачала головой и улыбнулась. Это было бы слишком легко. Просто выйти из пещеры и…
— И что?
На запад, подумала она.
А что, если оно там?
Этого ты не узнаешь, пока не высунешь голову из пещеры и не посмотришь.