– Войдите! – ответила она в некотором волнении.
М-ль Роза с пылающим яростью лицом распахнула дверь, ворвалась в комнату и кинулась на Каролину:
– Попрошу вас, сударыня, на будущее избавить меня от ваших скверных шуточек и не пытаться поссорить нас с хозяйкой – вы, верно, собираетесь занять мое место?
КАРОЛИНА. – Что вы хотите сказать, мадмуазель Роза? Я не понимаю ваших упреков; мне никогда и в голову не приходило ссорить вас с госпожой Дельмис.
М-ЛЬ РОЗА. – А что же это, для ее удовольствия, что ли, вы посылаете мне платье, как будто для меня, прекрасно зная, что это ее платье, что она велела вам его сделать и ждет. Я в полном неведении надеваю это платье, ахаю от такой любезности с вашей стороны – и вот, нате вам, госпожа Дельмис, которая бог весть что выглядывала в окно, видит, как я прохожу мимо, узнает платье, которое предназначалось ей, поносит меня перед всей улицей и велит вернуться, чтобы меня раздеть и отобрать платье, которое вы мне послали в подарок! А я еще имела глупость дать лепешку вашему идиоту братцу, соучастнику этих козней!
КАРОЛИНА. – Ваши слова очень меня удивляют, мадмуазель Роза. Я попросила брата отнести вам платье, думая, что вы передадите его госпоже Дельмис; могла ли я предположить, что вы его примете за подарок от меня, бедной девушки, которая из последних сил поддерживает существование своей семьи? А что касается брата, то он всего лишь исполнял поручение, которое я ему дала, и я думаю, что он нисколько не заслуживает ваших упреков.
М-ЛЬ РОЗА. – Ну что ж, сударыня! извиняйтесь, сколько хотите; но я вас предупреждаю: если вы рассчитываете, что госпожа Дельмис меня выставит и вы займете мое место, то недолго там удержитесь. Хозяйка капризная и скупая, платит мало, за всем приглядывает, бранится с утра до вечера, ставит в счет каждое полено, каждую свечу; прячет сахар, кофе, варенья, вино, короче, все; это не дом, а настоящий барак; да еще дети бегают туда-сюда, то один, то другой. Это невыносимо, и я это вам говорю заранее, чтобы вы знали, что это такое.
КАРОЛИНА. – У меня нет ни малейшего желания идти на службу к госпоже Дельмис, уверяю вас; вы ведь знаете, что я не могу покинуть мать с братом. Но если этот дом так плох, почему вы уже год как там живете и почему вас так рассердила мысль, что я хочу вас оттуда выставить? Я всегда видела от госпожи Дельмис доброту ко всем и особенно к вам, мадмуазель Роза; когда вы болели три месяца тому назад, мне кажется, она очень о вас заботилась, три ночи бодрствовала у вашей постели и не отказывала ни в чем, что бы могло быть вам полезным и приятным. Вам следовало бы проявить бо́льшую признательность, а не говорить о ней подобных вещей.
М-ЛЬ РОЗА. – Я не нуждаюсь, сударыня, в ваших поучениях; сама знаю, что говорить, а что не говорить. Вижу по вашим словам, что вы умеете подольститься к госпоже Дельмис, чтобы вытянуть из нее побольше денежек; но я уж порасстрою ваши планы, и вам не так-то легко будет сбывать ваши платья. Так что ваша репутация хорошей портнихи пошатнется, вот увидите!
КАРОЛИНА. – Почему же мне будет труднее сбывать мои платья, если я так над ними стараюсь? Я делаю, что в моих силах, Господь поддерживает меня в труде и не оставит заботой.
М-ЛЬ РОЗА. – Да-да, красавица, надейтесь на него, коли хотите, – а я вот как устрою кое-что невзначай: тут ножницами дырочку, там утюжком складочку – тогда увидите, что станет с вашим прекрасным талантом по части платьев да манто.
КАРОЛИНА. – Это невозможно, мадмуазель Роза; нет, вы не устроите подобную мерзость!
ГРИБУЙЛЬ. – Что она хочет тебе устроить, сестрица? Скажи мне, а я уж сумею ей помешать.
М-ЛЬ РОЗА. – Что? Ты, дурак, помешаешь мне устроить с платьями, что я захочу? Да плевать я на тебя хотела, идиот.
ГРИБУЙЛЬ. – Ах вы, злая старая девка! Да у нас тут не одна госпожа Дельмис живет, и я вам тоже устрою кое-что, если вы причините вред сестрице.
М-ЛЬ РОЗА, с яростью. – Старая девка! Это еще что значит – старая девка! Я отказала больше чем двадцати мужьям, и…
ГРИБУЙЛЬ. – Ну-ка, назовите-ка имена, мадмуазель. Хоть одно, если сумеете.
М-ЛЬ РОЗА. – Имена! Имена! Как будто можно всех их запомнить!
ГРИБУЙЛЬ. – Одно! Ну, одно-единственное!
М-ЛЬ РОЗА. – Ну например, хотя бы – Тайошон с мельницы…
ГРИБУЙЛЬ. – Горбун? Ха-ха-ха! Горб побольше его самого, кривые ножки, обезьянья морда. Ха-ха-ха! Вот так красавец-муж!.. Госпожа Тайошон! Ха-ха-ха! Да он вам по колено!
М-ЛЬ РОЗА. – Потому я его и не захотела, дурак. Ну вот еще – Бурсифло, бакалейщик…
ГРИБУЙЛЬ. – Грошовый бакалейщик, нос кривоый, правая щека размером с голову, пьяный с утра до вечера и с вечера до утра! Вот еще один превосходный муж! Если все остальные вроде этих, вам уж лучше не хвастаться… Бурсифло! Вот это да! И Тайошон! Ха-ха-ха! Хорошенькое дельце! Да, есть из чего выбирать!
М-ль Роза, выведенная из себя замечаниями Грибуйля, кинулась на него с намерением доказать силу своего кулака, но Грибуйль, угадав атаку, с легкостью пятнадцатилетнего мальчишки схватил стул и выставил его между собой и нападавшей стороной в тот миг, когда, как следует размахнувшись, она собиралась залепить ему наисильнейшую пощечину; так что удар достался не Грибуйлю, а руке м-ль Розы, после столкновения со стулом повисшей без движения. М-ль Роза испустила крик боли, смешавшийся с победным воплем Грибуйля. Каролина схватила его за куртку и, оттащив назад, встала между двумя бойцами. Но Роза признала поражение; боль оказалась сильнее злобы; поддерживая левой рукой разбитую правую, она издавала сдавленные стоны. Позволив Каролине осмотреть рану и смазать ушиб зверобойным маслом, она удалилась, не сказав ни слова и со всей силы грохнув дверью.
II. Обещание Каролины
Во время этой сцены матушка Тибо не произнесла ни слова, но была чрезвычайно взволнована; когда м-ль Роза ушла, она подозвала Грибуйля.
– Грибуйль, как получилось, что мадмуазель Роза могла подумать, будто твоя сестра отдала ей в подарок платье госпожи Дельмис?
ГРИБУЙЛЬ. – А почем я знал, что это платье для госпожи Дельмис? Я повторил мадмуазель Розе то, что Каролина велела ей сказать.
МАТУШКА ТИБО. – Но что ты сказал? Повтори свои слова в точности.
ГРИБУЙЛЬ. – Я сейчас уже не помню хорошенько. Мне кажется, я сказал так: «Мадмуазель Роза, вот платье, которое моя сестра сделала для вас и которое вам посылает».
МАТУШКА ТИБО. – И мадмуазель Роза решила, что это для нее?
ГРИБУЙЛЬ. – Конечно, потому что я и сам так подумал, а раз я так подумал, почему бы и ей так не подумать?
КАРОЛИНА. – Я теперь понимаю, почему она так рассердилась: она решила, что я захотела посмеяться над ней и чтобы ей попало.
МАТУШКА ТИБО. – Ну зачем ты даешь Грибуйлю поручения? Ты же знаешь, что бедный мальчик…
КАРОЛИНА, быстро. – Очень славный и старается, как может, чтобы все делать хорошо; я это знаю, мама; он так счастлив, когда может мне помочь!
ГРИБУЙЛЬ. – Какая ты добрая, Каролина! Да, я всегда хочу тебе помочь, но не знаю, как это выходит, что все оборачивается против меня, и вместо того, чтобы помочь, я причиняю зло. Я же не нарочно.
МАТУШКА ТИБО. – Тогда зачем ты берешься за ее дела, дружок, если знаешь, что недостаточно умен, чтобы их выполнять как следует?
КАРОЛИНА. – О, мама, часто он мне очень полезен…
ГРИБУЙЛЬ, с грустью. – Ладно, ладно, милая Каролина, ты остановила маму как раз когда она хотела сказать, что я дурак. Я знаю, что я дурак, но не настолько, как это думают. Мне хватит ума, чтобы отомстить за тебя мадмуазель Розе, я в этом уверен.
КАРОЛИНА. – Грибуйль, я тебе запрещаю; никакого мщения, дружок; будь добр и милосерден, прощай тех, кто нас обижает.
ГРИБУЙЛЬ. – Я готов простить тем, кто меня обижает, но никогда – тех, кто обижает тебя! Ты ведь так добра, ты никому не делаешь вреда!
КАРОЛИНА. – Прошу тебя, Грибуйль, не думай об этом больше; защищай меня так же храбро, как ты только поступил, я не против, но никогда не мсти за меня. Погоди, – добавила она, подавая ему книгу, – вот прочитай этот отрывок из жизни нашего Спасителя Иисуса Христа: ты увидишь, как он прощает все и всегда; и старайся поступать, как он.