– Что такое? что случилось?
РОЗА. – Злодей! Негодяй! Я ищу эту сволочь, мерзавца, который меня облил! Где он? Вы его видели? Куда он девался? Я ищу его повсюду!
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Вы сошли с ума, Роза! Как вы оказались в таком виде? О каком злодее вы говорите?
РОЗА. – Негодяй, который на меня это напялил! Как найду, зубы ему выбью! В печку затолкаю!..
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Замолчите! Прекратите! Уйдите и смените одежду: вы мне запачкаете мебель и паркет.
Роза немного опомнилась и увидела по суровому виду г-на Дельмиса, что он серьезно недоволен, ничего не поняв в происшествии, о котором она доложила чересчур невнятно. Она молча отправилась отмываться и менять одежду, еще более разозлившись от того, что не смогла найти виновника; на мгновение она заподозрила Грибуйля, но не застав его в момент события, зная его чрезвычайную ограниченность и не предполагая, что он что-либо понял в дерзостях, которые она наговорила Каролине, решила, что он ушел с сестрой, и кроме того, ему были недоступны ни изобретательная дьявольская идея такой ловкой мести, ни способность скрыться так стремительно, что она его не увидела. Она пришла к выводу, что кто-то проник на кухню вслед за Каролиной, что он спрятался в доме, может быть, в самой кухне, и сбежал в то время, когда она бегала из комнаты в комнату в его поисках. Весь свой гнев она обратила на ни в чем не повинную Каролину и принялась осуществлять свои мстительные замыслы; с этой целью она вечер перепарывала и ушивала платья госпожи Дельмис, сделав их невозможно тесными при надевании.
На следующий день г-жа Дельмис вновь заговорила с ней о вчерашнем приключении, и на этот раз м-ль Роза все разъяснила спокойно и кротко. Г-жа Дельмис не смогла удержаться от улыбки при рассказе о гневе м-ль Розы и, чтобы отвлечь внимание, спросила, не приносила ли вчера Каролина ее платья.
РОЗА. – Сейчас должна принести, сударыня. Если угодно, я сразу их доставлю к вам наверх.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Да, принесите; я хочу их примерить, хотя с Каролиной это излишняя предосторожность: они всегда сидят наилучшим образом.
М-ль Роза ответила со злой улыбкой:
– О! Тут мадам права! Это несравненная работница.
Когда платья были доставлены, г-жа Дельмис взяла одно на примерку: рукава не пролезали, проймы оказались узки.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Глядите-ка, Роза: я не могу просунуть руку в рукав, такой он тесный.
РОЗА. – Вы так считаете? Может быть, ткань жестковата. А если немного растянуть?
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Растягиваю изо всех сил – не проходит. Я разорву швы, если буду тянуть сильнее.
РОЗА. – А и правда, верно! Мадам права. Как же это вышло? Каролина ведь так умеет шить, ни разу не испортила ни одного платья для мадам!
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Дайте мне другое, я его примерю. Хоть бы это подошло!
РОЗА. – Мадам, стало быть, думает, что если Каролина испортила одно платье, так уж два не испортит?
Г-жа Дельмис примерила другое платье.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Отлично! Тут рукава сидят хорошо!.. Ах! Боже мой! Корсаж спереди не сходится! Не застегнуть.
РОЗА. – Вот странно, неужели Каролина ошиблась размерами?.. А, случаем, раньше-то она ли кроила?
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Как не она! Кто же, вы думаете, ей кроил?
РОЗА. – Да слышала я как-то, что вроде бы это все мать кроила и сметывала платья, так что Каролине оставалось только сшить. Я всегда презирала эти враки; но… после того, что случилось с вашими платьями, сударыня, я бы вполне поверила, что говорят правду.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Почему же вы меня не предупредили? Я велела бы сделать сначала одно платье, чтобы увидеть, как оно получится. Теперь я уверена, что другие тем более не подойдут. Так что тут и ваша вина, Роза, я недовольна вашей чрезмерной деликатностью.
РОЗА. – Да ведь вы знаете, сударыня, столько всякого болтают, а потом оказывается, что неправда! Если верить всему, что говорят и повторяют тут и там, то можно было бы причинить неприятности вполне порядочным людям, которые вынуждены зарабатывать на кусок хлеба. Я не люблю Грибуйля, он груб и резок; но Каролину мне не за что ненавидеть, да и не стала бы я пользоваться ее несчастьем, чтобы лишить милости мадам и заработка. Мадам так добра к ней! Это ведь вам, сударыня, она обязана всей своей практикой.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Хорошо же она воздает моим милостям, испортив оба платья.
РОЗА. – Может быть, другие подойдут лучше. Вы их не примеряли, потому что они еще у Каролины.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Но эти-то! Как переделать такие тесные платья?
РОЗА. – У вас, сударыня, есть остаток ткани, можно было бы сшить новые корсажи и новые рукава.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС, с гневом. – Заодно уж и купить к ним новые платья! Замолчите, Роза: вы выводите меня из терпения, вы пытаетесь оправдать дурочку, которая меня обманула, заставив поверить, что она умеет работать, тогда как это ее мать делала все самое важное! Ступайте позовите Каролину.
М-ль Роза не заставила просить себя дважды и со всех ног помчалась к Каролине.
– Хозяйка вас зовет, – сказала она с торжествующим и насмешливым видом.
«Это, конечно, чтобы заплатить», – подумала Каролина и молча поднялась с места.
– Мадмуазель язык потеряла! – ехидно заметила м-ль Роза.
Обратив к ней печальный сдержанный взгляд, Каролина мягко произнесла:
– То, что вы сказали, не требовало ответа, мадмуазель.
М-ль Роза не решилась возражать; спокойствие и грусть Каролины вызвали в ней нечто вроде угрызений совести, а ужасные взгляды, которые метал Грибуйль, заставляли страшиться его вооруженной руки.
Каролина вышла первая. М-ль Роза следовала в отдалении, предпочитая не присутствовать при сцене, которая, как она предвидела, должна была произойти между г-жой Дельмис и Каролиной.
– Вы меня спрашивали, сударыня? – сказала Каролина, войдя к г-же Дельмис.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС, со сдерживаемым гневом. – Да, мадмуазель, я звала вас; вы догадываетесь, почему?
КАРОЛИНА. – Я подумала, что мадам собирается заплатить то, что она мне должна, как я об этом попросила через посредничество мадмуазель Розы. Я очень огорчена необходимостью беспокоить вас, но смерть бедной матушки вызвала расходы, которые истощили мой небольшой запас, и я надеюсь на вас, сударыня, вы всегда были так добры ко мне.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – А вы, мадмуазель, ведете себя как бесчестная и неблагодарная девица. У вас есть основания требовать денег, но вы их получите от меня в последний раз… Держите, вот шестьдесят франков, что я вам была должна, не считая последних платьев, которые я вам, конечно, не оплачу и требую вернуть мне те, которые осталось сделать.
Каролина слушала г-жу Дельмис со все возрастающим удивлением. Она стояла онемевшая и озадаченная, пытаясь понять, что могло вызвать недовольство заказчицы. Шестьдесят франков лежали на столе, но она не попыталась ни взять их, ни заговорить.
Г-жа Дельмис подняла глаза и была тронута страдальческим выражением лица бедной девушки.
– Возьмите ваши деньги, – сказала она более мягко, – я не говорю, что никогда не оплачу вашу работу за последние четыре платья, но для этого нужно, чтобы вы мне их привели в порядок, потому что я не могу их надеть в том виде, какие они есть… Отвечайте же, Каролина, что вы стоите и молчите, как каменная?
КАРОЛИНА. – Простите, сударыня… это потому что… я удивлена… я не понимаю, в чем вы меня упрекаете… Как, чем я могла вызвать ваше недовольство…
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Тем, что выдавали себя за ту, кем вы не являетесь, и продолжая брать заказы после смерти матушки.
Удивление Каролины усилилось.
КАРОЛИНА. – Но… вы, сударыня, сами заказали мне эти платья… После маминой смерти я более чем когда-либо нуждалась в работе… Я еще менее понимаю, в чем вы меня упрекаете.
– В том, что вы испортили мои платья, они сидят ужасно! – не выдержав, вскричала г-жа Дельмис, – а вы не соизволили меня предупредить, что это ваша мать их кроила и слаживала, и что вы только и умеете, что сшивать уже готовую работу.
КАРОЛИНА. – Так вам сказали! и вы этому поверили! Зная меня уже три года, вы смогли поверить этой клевете!.. Я не спрашиваю, сударыня, от кого вы это узнали, я слишком хорошо об этом догадываюсь; но все, что я могу сказать, это то, что никогда матушка не касалась моей работы, что у нее не было сил держать ножницы и что работа, которую я передавала мадам и которой она была довольна, была моей и только моей… Мадам вправе полагать, что я не потребую денег, в которых она мне отказывает и которые я, однако, честно заработала… Имею честь засвидетельствовать мое почтение мадам, покидая ее, чтобы больше не увидеть, и поблагодарить ее в последний раз за оказанные милости мне и моей бедной матушке.