А всех милее ей девочка Петрана. Ласковая и добрая, совсем как младшая сестрёнка Анюта. Но внешне такие непохожие: Анюта голубоглазая, беленькая, как ромашка, и спокойная, а Петрана быстрая, в глазах огоньки горят. Только улыбаются обе девочки одинаково ласково. Все цветы алые, все дети милые, и русские и болгарские.
Вынула своё драгоценное зеркальце, Егоров подарок, и отдала Петране. На долгую память.
Быстро пролетело время в гостях, пора в путь. И так позволили себе поблажку, почти час гостевали. Придётся нагонять время в дороге.
Опять у дома собрался народ. К Груне подошла старушка в чёрном платке и быстро что-то проговорила. Понятными были лишь слова: «Добре госпожице». Зато без слов всё было ясно, когда старушка погладила её по лицу и поцеловала в румяную щёку.
Подвода тронулась.
— Спасибо! Живите долго и счастливо! — громко крикнула на прощанье Вера.
Её слова подхватили мальчишки и, прыгая, повторяли на все лады:
— Живите долго и счастливо! Долго! Счастливо! — И бежали вслед до края посёлка, поднимая облака пыли.
РУССКИЕ СОЛДАТЫ
Чем ближе к Горному Дубняку, тем оживлённей становилось на дороге движенье. На сильных конях проскакал отряд кавалеристов. Лишь пыль взвилась над дорогой. Медленно двигалась артиллерия. Пушки на дубовых колёсах, обитых железом, на стволах ярко выделяются клейма — в них город Санкт-Петербург. Вот откуда прикатили!
Из-за поворота вышли солдаты в тёмных мундирах и тёмных фуражках. За спиной тяжело нагруженные ранцы, на плече ружьё. Вид усталый: много вёрст отшагали. Впереди офицер с длинной саблей. Он вдруг скомандовал:
— Запевай!
Запевала, лихо сдвинув на затылок фуражку, начал с ходу:
Все подхватили, мигом приободрившись, любимую солдатскую песню. Тимофеич остановил повозку и хотя негромко, но с азартом начал выговаривать знакомые с давних времён слова про Петра Первого:
На лице Тимофеича мелькнула улыбка. Вспомнился вдруг случай со знакомым солдатом-артиллеристом. Тоже дело было славное, только не под Полтавой, а под Плевной. Не выдержал, стал рассказывать своим попутчицам, как в бою оказался артиллерист один перед турками со своей пушкой. Другой человек на его месте оробел бы, а он — куда там! Головы не потерял. Сам себе подавал команды, сам подносил снаряды, сам пушку заряжал. И всё у него выходило ловко, как-то весело. Держался наш бравый артиллерист, пока не стало чем отбиваться. Тогда только покинул вал.
— Чем не герой? Герой! — похвалил Тимофеич отчаянного храбреца и повторил с удовольствием слова из солдатской песни: — «Сам он пушку заряжал!»
Он не сердито прикрикнул на лошадей. Те побежали трусцой, а он пустился в рассужденья.
— Вот ты интересовалась, — обернулся он к Вере, — страшно ли в бою? Конечно, страшно. Но надо! И ты идёшь. А случиться всякое может, опять же надо надеяться, что тебе не дадут пропасть, коль что случится. Сам погибай, а товарища выручай — по такой заповеди и живём здесь. Расскажу я, коль охота слушать, ещё про один случай, летом, как раз было в горах, возле Бобровского ущелья. Отрядили наши разъезд наблюдать за турецкими постами. Ровным счётом выехало двенадцать человек. Ехали-ехали и очутились у пропасти. Повернули назад — а там засада! Турки стоят, поджидают. Картина сложилась отчаянная. Куда податься?.. «Марш! Марш! Коням шпоры!» — скомандовал унтер-офицер. Крепкие кони мигом перелетели через пропасть. Ускользнули от засады, вырвались! Вырвались — да не все! Одного солдата не досчитались.
Унтер-офицер, не раздумывая, перемахнул через пропасть, где сбились турки, и увидел нашего солдатика. Тот спешился, ружьё на изготовку, а вокруг — синие мундиры и красные фрески. Хотят турки взять русского солдата живьём.
«Держись!» — крикнул унтер-офицер, рубанул шашкой направо-налево, подхватил солдата и ускакал вместе с ним. Вслед полетели пули, да, видишь, ни одна не задела. Вот какие бывают случаи, — с гордостью закончил Тимофеич.
— Это подвиг! — восхищённо сказала Вера, она за всех вела разговор со словоохотливым ездовым. — Оба они герои.
— Я и говорю, — подхватил Тимофеич и задумался, перебирая в памяти разные случаи. С тех пор как он переправился через Дунай, многое довелось повидать, хлебнуть всякого лиха. Всему дал свою оценку. Одно, достойное, — возвысил, другое — осудил. И, отвечая своим мыслям, проговорил вслух: — Я вам, сестрицы, мог бы ещё и про солдата Степанова рассказать. Поучительный пример.