Фанхас был на верху блаженства: барыш предвиделся знатный.
— Желает ли мой повелитель побеседовать с Карнафлэ? — предложил он. — Моя воспитанница неплохо владеет арабским языком.
Фадль обратился к девушке с церемонным приветствием. Она ответила в том же духе, применив витиеватый классический оборот речи. Он уловил легкий акцент и спросил работорговца:
— Она из Басры? По внешности никогда бы не подумал…
— Нет, нет, мой повелитель! До уроженок Басры мы не дошли, — заверил Фанхас и принялся пространно рассказывать историю рабыни: — Карнафлэ — грузинка. Ее купили давно, но детство, как изволил заметить достойнейший из достойнейших, она действительно провела в окрестностях Басры. Ребенком Карнафлэ была похожа на тех неотесанных, полудиких девочек, с которых начался сегодняшний осмотр. Ничтожный слуга моего гостя первым заметил красоту и способности бедной крошки. Ей ведь тогда было лет десять, не больше. Ах, как она была грязна и измучена! Я приучил ее к чистоте, нанял одного учителя по арабскому языку, другого — по чтению корана и основам стихосложения. Карнафлэ подросла. Стало ясно — это будет цветок, которым можно свести с ума любого мужа, какой бы пост он ни занимал в халифате. Я упросил сладкоголосого Ибрагима аль-Мосули научить Карнафлэ пению. Именно упросил. Певец затребовал кругленькую сумму, но я не поскупился. Каждое утро моя воспитанница занималась музыкой. Мой повелитель знает, как трудно чужеземке усвоить нашу манеру пения. Ныне Карнафлэ — самая изысканная рабыня в Багдаде. Я уверен — у нее нет достойных соперниц даже при дворе эмира правоверных!
Молча слушая Фанхаса, набивавшего рабыне цену, Фадль наблюдал за девушкой. Когда мужчины завели между собой разговор, Карнафлэ, как и требовалось, учтиво отошла в сторону. Затем сняла висевшую на стене лютню. Невзначай соскользнувшая накидка обнажила нежное, розовато-белое, соблазнительное предплечье и кисть, украшенные суварами и думлюджами.
Когда работорговец наконец догадался умолкнуть, Фадль проговорил:
— Ты уверял, любезный, будто она разбирается в поэзии, умеет исполнять стихи.
— Что прикажет мой повелитель? Может быть, достойнейшего из достойнейших не затруднит взглянуть на вышивку, что покрывает ее накидку. Это собственное сочинение Карнафлэ.
Фаворит престолонаследника шагнул к рабыне. Золотыми буквами арабской вязи на накидке было вышито четверостишие:
— Отличная вышивка! — воскликнул Фадль. — Но у красавицы, как я погляжу, столь же восхитительно и все остальное. Какие у нее глаза! Как оттеняет тугра их блеск! Насколько изобретателен был тот, кто надумал украсить лоб женщины драгоценными камнями!
— Я полагаю, достойнейший из достойнейших намекает на несравненную Алийю? — вставил Фанхас.
— Намекаю? Ах, да… Не правда ли, любезный, удачная мысль посетила младшую сестру эмира правоверных?
— Такая удачная, что и слов нет! Но если мой повелитель пожелает, я расскажу ему, как это случилось.
— Что ж, любопытно.
— Говорят, будто у Алийи при всех ее достоинствах, подобных которым трудно сыскать, есть один недостаток — большой лоб. О, достойнейший из достойнейших, как это ужасно! Сестра эмира правоверных — и вдруг с большим лбом, который портит ее красоту, безобразит, наконец уродует! И вот Алийе пришла великолепная мысль: носить украшения не на голове, как это делается повсюду, а прямо на лбу! Ни одна женщина в мире не смогла до этого додуматься! [5]
Фадль не сводил восхищенного взгляда с Карнафлэ. Девушка, как ни в чем не бывало, настраивала лютню. Участь ее была решена.
Фанхас подал едва уловимый знак второй рабыне. Та раскачивающейся походкой прошла мимо мужчин и остановилась вполоборота перед зеркалом, слегка изогнувшись. Пурпурное платье ее переливалось.
— Взгляни, мой повелитель, еще на одну красотку! — проговорил работорговец. — Сусанна, подойди к нам! — позвал он ласково. — Полюбуйся, мой повелитель, ее личиком! Никак, плутовка, ты успела подмазаться?
Фаворит престолонаследника повернулся и чуть не ахнул от изумления. За какую-то минуту рабыня мускусом вывела на щеке строку, написанную по-арабски. Это казалось почти невероятным: она могла писать, лишь глядя в зеркало, где буквы отражались перевернутыми, а строка была ровная и четкая:
АЛЬ-ФАДЛЬ ИБН АР-РАБИА
5
Об этом свидетельствует Абуль Фарадж аль-Исфагапи.