— Великолепно! — похвалил Фадль, думая о сюрпризе, который он преподнесет первому престолонаследнику. — Чем же нас порадует последняя красавица?
Не желая упускать высокопоставленного покупателя — неизвестно ведь, кому попадешь в руки! — третья девушка взяла из вазы самое крупное яблоко, обмакнула палочку для благовоний в чашу с тетиной пахучей жидкостью, стоявшую рядом на низком столике, что-то написала на розовой шкурке и, ни слова не говоря, протянула яблоко Фадлю. Тот прочитал вслух:
Фаворит престолонаследника знал стихотворение, принадлежавшее Абу Дахбалю аль-Джумахи; как ему было не понять намека, если дальше шли строки, с детства засевшие в памяти:
— Больше я никого не хочу смотреть! — воскликнул Фадль.
Удачная покупка раскрывала перед ним новые возможности в борьбе за власть. Мухаммед аль-Амин любил оргии. Что ж, фаворит престолонаследника придаст его оргиям еще больший блеск! Не вследствие собственной склонности к распутству, а ради достижения политических целей и поддержания престижа.
— Надеюсь, пение девушек столь же прекрасно, как их внешность, умение писать стихи и манера держать себя, — выходя из комнаты, сказал он семенившему следом работорговцу. — Покупаю троих.
Глава XIV
ТОРГИ
Фанхас провел фаворита престолонаследника в гостиную и, низко склонившись, вытянул вперед обе руки:
— Садись, мой повелитель! Если на то будет твоя воля, я покажу остальных рабынь. Но, верь мне, лучших ты уже видел, отличил и, надеюсь, оценишь по достоинству.
Он хорошо знал, как важно похвалить выбор покупателя.
— Приступим к торгам, любезный, я очень тороплюсь, — ответил Фадль, опускаясь на подушку и не обращая внимания на услужливо пододвинутый столик с винами и шербетами. — Сколько же ты хочешь за своих рабынь?
— О, достойнейший из достойнейших, стоит ли нисходить до разговоров о презренном металле? Красавицы самой судьбой предназначены высокочтимому престолонаследнику. Мои рабыни — его рабыни. Мы верные слуги Мухаммеда аль-Амина, и он может, по собственному усмотрению, платить нам пли не платить.
— Мы все его слуги и служим ему верой и правдой, — торжественным тоном отпарировал Фадль. — Однако право купли-продажи есть неотъемлемое право каждого свободного человека.
— Упаси аллах! Я и не пытаюсь отрицать то, что утверждено шариатом! — воскликнул Фанхас. — Но достойнейший из достойнейших понимает — мне неудобно назначать цену. Пусть ее назначит мой повелитель. Ему лучше известно, сколько могут стоить подобные рабыни.
— Нет уж, иудей! Это твое дело. Требуй по справедливости.
— Как я, ничтожный, могу! Мой удел — слушать и повиноваться. Высокочтимый престолонаследник не пожалеет о золоте, которым одарит бедного работорговца. Девушки восхитительны, и это главное. А больше мне отсыпят монет пли меньше, все будет принято с благодарностью. Но думается мне, Мухаммед аль-Амин захочет уплатить не меньше, чем сам эмир правоверных.
По тону, который прозвучал в последних словах, было трудно определить, шутит Фанхас или говорит серьезно. Впрочем, шутить таким образом было бы слишком грубо. Фадль начал терять терпение.
— Сколько же заплатил эмир правоверных? Говори!
— За лучшую рабыню, мой повелитель, сто тысяч динаров[6].
По губам работорговца скользнула язвительная улыбка. Разве гость скажет, что рабыни, которых он торгует, дешевле? Это равносильно признанию, что они хуже, менее красивы, а ему наверняка приказано купить самых лучших.
Но провести Фадля было не так-то просто.
— Неужели ты не знаешь конца этой истории? — снисходительно спросил он, делая вид, что очень удивлен. — Ну хорошо, я тебе расскажу, иудей. Слушай! Было это в самом начале правления Харуна ар-Рашида. Увидав необычайно красивую рабыню, эмир правоверных приказал заплатить за нее сто тысяч динаров. Сумму ты назвал совершенно точную. Цена, конечно, небывалая. За такие деньги можно купить десятки отменных рабынь. Тогдашний визирь Яхья ибп Халид, как и следовало ожидать, попытался отговорить халифа. Но напрасно. Харун ар-Рашид был непреклонен. Тогда визирь пустился на маленькую хитрость: вместо золотых динаров он взял из казны серебряные дирхемы — это значит полтора миллиона монет — и велел рассыпать их перед ложем халифа возле ривака. Утром Харун ар-Рашид проснулся и встал, чтобы идти в бассейн совершить омовение. «Что здесь происходит?» — спросил он, спускаясь со ступеньки и шагая по дирхемам, устилавшим пол. «О эмир правоверных! — воскликнул находившийся рядом Яхья ибн Халид. — Эти монеты приготовлены, чтобы заплатить за рабыню. Мы пересчитывали их целую ночь». Тогда халиф, которому дирхемы доходили до щиколотки, понял чрезмерность цены, и покупка не состоялась.