После государственного меджлиса Джаафар ибн Яхья направился в квартал Шемассийя, где находились бармекидские дворцы. Самые крупные из них построил еще Яхья ибп Халид аль-Бармеки: один — возле Барадаиских ворот[36], другой — у Шемассийских. Второй дворец служил резиденцией визиря. Это о нем, прославляя в стихах размеры строения и его сказочную пышность, сказал Абуль Атахия: «Дворец богаче, чем у персидского шаха!». Сокровищ там насчитывалось не меньше, чем в замке Вечности пли во дворцах Зубейды и аль-Амина.
Возвратившись в свою резиденцию, Джаафар ибн Яхья приказал готовиться к отъезду. Квартал Шемассийя пришел в движение: прибывали и уезжали всадники, бегали слуги, рабы. Сторонники визиря разбили временный лагерь неподалеку от Багдада, в Нахраване. Было решено, что здесь соберутся все отъезжающие и уже из Нахравана двинутся в хорасанский вилайет. Пиршество по поводу отъезда готовилось пышное.
Долго задумываться над неожиданной и столь необычной милостью халифа у Джаафара ибн Яхьи не было времени. Да и стоило ли ломать себе голову! Без того ясно: Харун ар-Рашид пока еще не знает об Аббасе и детях. Нужно поторапливаться. Беда может нагрянуть в любой момент. Странно, конечно, что халиф пожаловал вилайет не в редкие минуты согласия и дружбы, а в дни обиды, затаенного гнева. После освобождения аль-Аляви, казалось, о Хорасане нечего и мечтать, как вдруг… Что ж, тем лучше! Эмир правоверных боится силы и могущества Бармекидов, опасается, как бы его не сбросили с престола. Другого объяснения нет. Ха, ха, ха! Жалкий трус! Что он будет делать без верных, знающих свое дело слуг?
Джаафар ибн Яхья вызвал управляющего и объявил ему, что поутру навсегда покидает Шемассийский дворец, соединится со своими сторонниками в Нахраване и оттуда направится в хорасанский вилайет.
Молча вошел раб, подаренный халифом.
— Говори!
— Мой повелитель! В Небесной гостиной тебя ждет шейх Исмаил ибн Яхья аль-Хашими.
«Ах, он все-таки пожаловал проститься! — удовлетворенно отметил про себя визирь и подошел к дверям, распахнутым рабом. — Вот когда проявляются ум и порядочность!»
Гостиная, названная Небесной, была отделана в нежноголубых тонах. Голубой цвет считался чудодейственным: чего только ему не приписывали — исцеление болезней, ниспослание радостей, добрые предзнаменования; он охранял от злого глаза, недобрых джиннов, предвещал благоденствие. Мог ли Джаафар ибн Яхья не устроить в своем дворце Небесной гостиной!
Наместник хорасанского вилайета шагнул навстречу старцу.
— Добро пожаловать, шейх Исмаил, да будет милостив к тебе аллах! Осчастливь нас своим присутствием. Старейшина хашимитов — желанный гость Бармекидов. Ты прибыл, невзирая на почтенные годы, и мы благодарны тебе за это. Ты оказал большую честь опальному визирю, — проговорил он, усаживая старца на почетное место, и добавил: — К сожалению, сегодняшняя встреча отмечена в небе неблагоприятной звездой, а в наших сердцах — грустными чувствами. Это последняя встреча. Завтра я покидаю Столицу мира.
Несколько минут они говорили о горечи расставания, вспоминали сделанные друг другу услуги. Заметив, что шейх Исмаил искоса поглядывает на рабов, Джаафар ибн Яхья подал им знак удалиться.
— Поздравляю тебя, Бармекид! — Откинувшись на спинку кресла, старец разгладил бороду. — Большой подарок сделал тебе халиф. Хорасанский вилайет богат и велик. Такое подношение Хатима достойно! А ты человек благородный! Не хочешь ли отблагодарить халифа? Подарил бы ты его сыну, аль-Амину, несколько селений, из тех, что возле Багдада, ну хотя бы по дороге в Дяджиль! Они тебе не очень-то и нужны. Такой подарок возвысил бы тебя в глазах эмира правоверных.
Джаафар ибн Яхья медлил с ответом. Он раздумывал. Похоже на то, что старец прибыл с поручением от халифа… Халиф идет на попятную, ищет примирения! Превосходно! Но тогда надо оставаться в Багдаде, а это грозит катастрофой. Эх, если бы не дети, если бы не возможное раскрытие тайны! Нет, на примирение идти нельзя.
Он нахмурил брови и проговорил, сам удивляясь своей резкости, впрочем, объясняя ее тем, что слишком многое наболело на душе за эти годы.
— Все, что ел и пил твой племянник, уважаемый шейх, добыто моими стараниями, и ты это прекрасно знаешь. Все, чем богат, могуществен и славен халифат, создано усердием Бармекидов, и ты это тоже знаешь. Но скажи, где благодарность? Халиф высылает меня из Багдада. Пусть будет так. Я повинуюсь. Вдобавок он хочет еще получить то, что мною оставлено родственникам. Оставлено, правда, достаточно. Но халифу я не подарю ни одного селения, даже самого бедного. Не заикайся об этом, а то как бы не случилось размолвки между нами. Вот мое последнее слово!