— Следуй за мной! — бросил он на ходу.
Она послушно пошла за ним. Отвернулась от Масрура, который, уступая дорогу, прижался к колонне, согнулся в почтительном приветствии.
В основании башни, что высилась возле крепостной стены, находилась просторная ниша без окон. Палач отворил тяжелые, обитые толстым железом двери. Войдя в сырое помещение, Харун ар-Рашид поежился, завернулся плотней в абу, опустился на камень, заменявший скамью, приказал Масруру зажечь свечу и дежурить у входа. Подождал, пока в нишу вошла сестра, устремил на нее испепеляющий взгляд.
— Насколько мне известно, в твоем дворце готовятся к отъезду. Позволь спросить, куда же ты едешь?
Она посмотрела ему прямо в глаза и твердо проговорила:
— Туда, брат мой, где не будет несправедливости; туда, где никто не станет меня тиранить.
Глава LIX
В КАМЕННОЙ НИШЕ
Неожиданным посещением среди ночи Харун ар-Рашид рассчитывал не только предупредить бегство Аббасы, но и запугать ее, подавить волю к сопротивлению. Каково же было его удивление, когда вместо рыданий, просьб о пощаде, мольбы он услышал ответы, полные достоинства и внутренней убежденности в своей правоте. Это еще сильней разожгло его гнев. Привыкнув повелевать, он жаждал признания своей власти и собственного превосходства.
— Ты догадываешься, почему я пришел к тебе? — спросил он, придерживаясь обычной тактики побольше задавать вопросов и поменьше отвечать.
— Пока ты ничего не сказал об этом, — осторожно проговорила Аббаса, хотя и была уверена в том, что брат узнал ее тайну. — Цель, конечно, важная. Иначе бы ты не пренебрег сном или удовольствиями.
— Что ж, ты угадала… А дерзости, как посмотрю, утебя хоть отбавляй.
Харун ар-Рашид и Аббаса держались зло и настороженно. Беседа продолжалась.
— Ты спросил, я ответила…
— Интересно, а что ты ответишь на вопрос о своем предательстве?
— Я никого не предавала!
— Ах, вот как?
— О чем бы ты ни спросил меня, я всегда говорила правду.
— Твоя правда несколько запоздала. Не мешало бы тебе пожаловать ко мне самой, да пораньше, и покаяться во всем. Но тебе и в голову это не пришло! Как же, другое на уме было! Я обвиняю тебя в умышленном прелюбодеянии. Как ты, дочь потомственного халифа, могла сойтись с вольноотпущенником?
— Сойтись, ты говоришь? Он мой муж! Я чиста пред аллахом! Послушай, брат…
— У тебя нет больше брата! Слышишь, нет! Ты предала интересы нашего рода. Я обвиняю тебя в незаконном сожительстве. Оно порочит любую женщину и стократ — женщину благородной крови. О несчастная! Народив кучу детей, ты воочию доказала, что грешна, выставила свой грех на общее посмеяние!
В душе Аббасы будто что-то надломилось. Стоило ей услышать о детях, вспомнить о Хасане и Хусейне, о том, что они сейчас беззащитны, как храбрости ее будто и не бывало. Аббаса упала на колени, руки сами собой простерлись для молитвы.
— О аллах, будь милосерден! Взываю к тебе, аллах! А ты, брат, ты отказываешься от меня? Отказываешься?
Харун ар-Рашид удовлетворенно откинулся назад.
— Наконец-то я дождался, что ты заплакала! Я счастлив. Твои слезы — еще одно доказательство преступления. Мне все не верилось. Теперь я знаю — это правда. Но почему ты созналась? А? У тебя нет иного выхода! Хочешь слезами выклянчить прощение.
Будто ожегшись, Аббаса отдернула руки и вскочила с колен. Глаза мгновенно просохли.
— Я не нуждаюсь в твоем прощении! На моей стороне закон, и я требую его соблюдения. Я тебе не рабыня и не наложница.
— Это еще что за новости?! — прохрипел Харун ар-Рашид, выпрямляясь.
— Ах, ты не понимаешь, мудрейший из мудрейших! Придется разъяснить тебе, ничего не поделаешь. Ты собственноручно подписал брачный договор, я — супруга визиря, и об этом знает весь Багдад.
— Ты забыла условие, при котором был составлен дого…
— Оно нигде не записано, мудрейший из мудрейших, — перебила Аббаса, — и потому не имеет силы закона.
— Ха, ха, ха! Благодарствую, прелюбодейка! Я любил тебя и твоего визиря больше всех на свете. Теперь я ненавижу вас обоих сильнее, чем кого бы то ни было раньше! Теперь я понял, как нужно с тобой обращаться. Ты получишь по заслугам! Знай, законы пишутся для того, чтобы держать народ в подчинении. А халифам законы не нужны.
— О мудрейший из мудрейших, уж не забыл ли ты об аллахе? Аллах превыше халифов. Можно идти против законов, смеяться над ними, но никто не может идти против аллаха, никому не дозволено смеяться над всемилостивым и всемогущим!