Глава LX
БРАТ И СЕСТРА
Привыкший считать себя непреложным блюстителем правды, Харун ар-Рашид не переносил, когда оспаривали его мнение. Для чего созданы придворные? Чтобы исполнять малейшие халифские желания. Для чего существуют подданные? Чтобы верить халифу. Аббаса пытается доказать, что он неправ. Тем хуже для нее. Нет правды вне халифа и кроме халифа. Эмир правоверных — единственный носитель земной правды; пора бы знать об этом!
Он передернул плечами и проговорил:
— Тебе известно, что ждет того, кто идет против меня?
— Можешь проклясть меня, это твое право! — вырвалось у Аббасы. — Я утверждаю и буду утверждать, пока бьется мое сердце: я и Джаафар живем по закону, он не соблазнял меня и не обманывал.
— Несчастная! Ты любишь его! — В исступлении Харун ар-Рашид чуть было не кинулся на сестру.
— Да, люблю! Он достоин любви! Это замечательный, благородный человек! — бросала она короткие гордые фразы. И вдруг залилась густым румянцем: согласно бытовавшим понятиям, говорить вслух о любви считалось неприличным.
Об этом же, заметив ее смущение, подумал и Харун ар-Рашид. И тотчас использовал его.
— Как ты смеешь болтать о своих чувствах? — воскликнул он, пытаясь сломить упорство сестры. — Оставь свои грязные признания! Как низко ты пала!
— Нет визирю равных в мире! Выше его один эмир правоверных! — с жаром воскликнула Аббаса.
— Твой любовник — всего лишь вольноотпущенник, таким он останется до самой смерти. Впрочем, ждать осталось недолго…
— Отнесись к нему справедливо! Сохрани Джаафару жизнь, его жизнь нужна халифату!
— Никому она не нужна! Так же, как и жизнь ваших ублюдков! — выкрикнул он в ярости.
— Ты хочешь убить моих мальчиков?! — В ужасе Аббаса схватилась за голову и почувствовала, как силы покидают ее. — Невинных крошек, еще не познавших сладости юношеских лет? О, аллах! Мои дети! Харун, пощади их! Пощади! Ты сам отец! Зачем ты меня мучаешь, свою Аббасу? Вспомни наше детство! Как мы вместе играли в шаха и шахиню, как бросали маленькую гуру!
Какое-то мгновение он колебался: сестра вымаливает прощение, гордыня ее усмирена.
— Вспомни наших бедных родителей, да будет земля им пухом! — уговаривала Аббаса. — Хоть ради них смилуйся! Вспомни мать!
Неожиданно жажда мщения снова нахлынула на Харуна ар-Рашида.
— Родителей? — переспросил он, доводя голос до исступленного крика. — Да как ты смоешь вспоминать о них?! Ты преступница, запятнавшая добрую память предков! Завтра весь халифат узнает о позоре нашего рода. Дурные слухи, как темп, поползут по Багдаду. Их не остановить заставами стражников. Я халиф, и честь для меня важнее родства. Она требует кровной мести!
Потеряв надежду, Аббаса думала теперь об одном — как можно сильней уязвить брата.
— Я скажу тебе, кто ты! Изверг, тиран!
Губы эмира правоверных перекосила судорога.
— Убью тебя, прелюбодейка! — Он схватился за кинжал. — Убью твоих последышей! Прикажу прирезать. Потоками крови смою позор!
— Злодей! — обезумев, вопила Аббаса. — Руби мне голову! Чего ж ты медлишь?
— Замолчи, лишенная разума!
— Нет, молчать я не буду! Ты обвиняешь меня в прелюбодеянии, а сам… Что делаешь ты сам? Я люблю мужа и никого больше. А ты спишь с наложницами, меняешь их каждую ночь! Так кто же преступник? Кто допускает кровосмешение? А твоя любимая жена? Она соучастница твоих преступлений! Десятками дарит она тебе девушек — что записано историками, не вырежешь кинжалом, — и укладывает на твое ложе!
А разве не преступление, когда тебя молит о пощаде женщина, единоутробная сестра, мать твоих племянников, а ты отталкиваешь ее да еще грозишься убить невинных детей?! Эх ты, эмир правоверных! Какой же ты праведник? Ты чудовище!
Глава LXI
ХАЛИФ МСТИТ
— Довольно! — Харун ар-Рашид перестал владеть собой. — Эй, Масрур!
— Слушаю и повинуюсь, мой господни!
В приоткрывшиеся двери просунулась голова ферганца.
— Это ты, шелудивый пес? Установлена охрана вокруг дворца, как я велел? Убивать всех, кто попытается войти или выйти!
— Слушаю и повинуюсь, мой господин!
— Где твои помощники, будь ты проклят?
— Здесь, мой господин!
— Выполняй, что приказано!
Голова исчезла. Двери со скрипом растворились, и двое рабов втащили в нишу разысканный в дворцовых подвалах старый длинный сундук.