Выбрать главу
When each individual realises for himself that this thing primarily stands for and should only be accepted as a moral due - that it should be paid out as honestly stored energy, and not as a usurped privilege - many of our social, religious, and political troubles will have permanently passed. Когда каждый из нас уяснит себе, что деньги прежде всего означают вознаграждение моральное и только так должны восприниматься, что деньги - это возмещение честно затраченной энергии, а не привилегия, добытая незаконным путем, - тогда многие из наших общественных, религиозных и политических неурядиц отойдут в область преданий. As for Carrie, her understanding of the moral significance of money was the popular understanding, nothing more. Керри Мибер смотрела на деньги так же, как и огромное большинство. The old definition: В старину говорили: "Money: something everybody else has and I must get," would have expressed her understanding of it thoroughly. "Деньги - это то, что есть у других и что нужно добыть мне", - это изречение могло бы прекрасно выразить ее представление о деньгах. Some of it she now held in her hand - two soft, green ten-dollar bills - and she felt that she was immensely better off for the having of them. Вот сейчас она держала их в руке - две мягкие зеленые ассигнации и, обладая ими, уже чувствовала себя неизмеримо сильнее. It was something that was power in itself. Эти бумажки сами но себе были силой. One of her order of mind would have been content to be cast away upon a desert island with a bundle of money, and only the long strain of starvation would have taught her that in some cases it could have no value. Человек ее умственного развития радовался бы, если б его выбросило на необитаемый остров с целым тюком денег, и только долгие муки голода научили бы его, что деньги иногда не имеют никакой ценности.
Even then she would have had no conception of the relative value of the thing; her one thought would, undoubtedly, have concerned the pity of having so much power and the inability to use it. Но и тогда такая вот Керри не стала бы размышлять об относительной ценности денег; она, бесспорно, думала бы лишь о том, как обидно обладать таким могуществом и не иметь возможности им пользоваться. The poor girl thrilled as she walked away from Drouet. Расставшись с Друэ, бедная девушка в полном смятении чувств продолжала свой путь.
She felt ashamed in part because she had been weak enough to take it, but her need was so dire, she was still glad. Ей было немного стыдно, что она проявила слабость и взяла деньги. Но она так нуждалась, что не радоваться помощи было невозможно.
Now she would have a nice new jacket! Наконец-то у нее будет красивая новая жакетка!
Now she would buy a nice pair of pretty button shoes. Наконец-то она купит себе красивые ботинки на пуговках!
She would get stockings, too, and a skirt, and, and -until already, as in the matter of her prospective salary, she had got beyond, in her desires, twice the purchasing power of her bills. У нее будут чулки, новая юбка... И снова, как и в тот раз, когда она распределяла свой будущий заработок, Керри вдвое переоценила покупную способность своих денег.
She conceived a true estimate of Drouet. Что же касается Друэ, то у нее сложилось вполне правильное мнение о нем.
To her, and indeed to all the world, he was a nice, good-hearted man. В ее глазах, да и в глазах всего света, он был славный, добродушный малый.
There was nothing evil in the fellow. Он никому не причинял зла.
He gave her the money out of a good heart - out of a realisation of her want. Он дал ей денег только по доброте, только потому, что понимал, в какой она нужде.
He would not have given the same amount to a poor young man, but we must not forget that a poor young man could not, in the nature of things, have appealed to him like a poor young girl. Правда, он не дал бы такой суммы нуждающемуся мужчине, но следует помнить, что нуждающийся мужчина, естественно, не мог бы тронуть его так, как молодая девушка.
Femininity affected his feelings. Друэ был женолюбом.
He was the creature of an inborn desire. Он не мог смотреть на женщину без вожделения.
Yet no beggar could have caught his eye and said, В то же время стоило какому-нибудь нищему попасться ему на глаза и сказать:
"My God, mister, I'm starving," but he would gladly have handed out what was considered the proper portion to give beggars and thought no more about it. "Мистер, я умираю с голоду", как Друэ охотно дал бы ему столько, сколько, по его мнению, полагалось давать нищим, после чего тотчас же забыл бы об этом.
There would have been no speculation, no philosophising. Он не стал бы предаваться размышлениям и философствовать.
He had no mental process in him worthy the dignity of either of those terms. В его уме не происходило таких процессов, которые были бы достойны хоть одного из этих слов.
In his good clothes and fine health, he was a merry, unthinking moth of the lamp. Нарядный и цветущий, он был подобен беззаботному мотыльку.