Знаки показались Лисилу странно знакомыми, хотя он не мог ни прочесть их, ни вспомнить, где видел что-то подобное. Затем он сообразил, что Винн чертила какие-то надписи мелом на полу комнаты в доме Гильдии. Именно тогда они совершенно случайно узнали тайну Мальца: что на самом деле он маджай-хи, стихийный дух в обличье пса. Винн тогда написала на полу буквы и слова, чтобы Малец мог, указывая на них лапой, отвечать на ее вопросы, — довольно трудоемкий, надо сказать, способ беседовать.
Лисил, а вслед за ним и Магьер подошли ближе. Кусок кожи с надписями Винн выглядел не так сумбурно, как исчерканный мелом пол, но для Лисила это все равно была тарабарская грамота.
Малец склонил голову набок и принялся тыкать лапой в письмена на коже.
— Недурно, — заметил Лисил, — но нам тем не менее надо, едва взойдет солнце, трогаться в путь.
— Но я только хотела показать ему, что я придумала, — озадаченно возразила Винн.
Она внимательно следила за тем, как Малец неуклюже тычет лапами в ряды знаков, потом заговорила на отрывистом, странно звенящем наречии эльфов:
— А бихтва, Малец? А бихтва чеаннис?
Малец продолжал тыкать лапой в знаки, а Винн следила за его движениями, и губы ее беззвучно шевелились. Наконец пес остановился, сел прямо и глянул на Лисила, затем на Магьер.
Винн порывисто выпрямилась, стиснув маленькие кулачки:
— Вы бросили его на улице… на всю ночь?! — Она выговорила это с трудом, как будто давилась словами. — Как… как вы могли?! Одного! Без еды, без питья!
Лицо Магьер окаменело.
— Так вот зачем все это нужно? — осведомилась она так тихо, что Лисил мгновенно напрягся, ожидая взрыва. — Теперь этот блохастый дурень будет пользоваться ее услугами, чтобы вдоволь поскулить и поклянчить?
Малец наморщил нос и, в упор глядя на Магьер, выразительно облизнулся. Лисил от души надеялся, что этот жест ничего такого не означает… или хотя бы, что Магьер так не подумает.
— А я все-таки думаю, что эта штука нам еще пригодится, — заметил он.
Магьер явственно кипела от злости. Тем не менее она нехотя пошарила в фургоне и извлекла оттуда пару ломтей сушеного мяса и фляжку с водой.
— По крайней мере теперь нам легче будет его выспрашивать, — проворчала она, нарезав для Мальца мяса и налив в жестяную миску воды.
Лисил не был в этом так уверен, поскольку Малец до сих пор не проявлял особого желания с ними сотрудничать. Говорить об этом вслух Лисил благоразумно не стал, а вместо этого помог Винн погрузить в фургон ее пожитки. Юная Хранительница порылась в кожаном мешке и вынула оттуда сверток из вощеной бумаги. Когда Винн развернула бумагу, полуэльф учуял запах мяты еще прежде, чем увидел внутри свертка пучок знакомых листочков.
— Я думал, что мы собираемся в путь, а не поселяемся здесь на веки вечные, — съязвил он.
— Я сегодня, чтобы вас догнать, встала затемно, — отозвалась она. — Вы, полагаю, тоже еще не завтракали?
Магьер покачала головой:
— Перехватим что-нибудь в городе, пока будем закупать припасы.
— Ну уж нет! — пылко возразила Винн, извлекая на свет еще один провощенный сверток. — Мне обязательно нужно выпить чаю. Можно попросить трактирщика, чтобы прислал в вашу комнату горячей воды. Именно так и следует начинать долгий и многотрудный день.
Лисил выразительно возвел взгляд к небу и направился назад в трактир, чтобы отыскать пожилую хозяйку.
— И пожалуйста, попроси три чистые чашки! — крикнула вслед ему Винн. — Это чтобы вам не пришлось распаковывать свои.
Полуэльф прикусил губу и рывком распахнул дверь трактира. Вот тебе и «меня не надо опекать»! А ведь Винн только-только присоединилась к ним…
Вечером этого дня, едва солнце скрылось за горизонтом, Чейн открыл глаза. Его внутреннее чутье — даже для вампира — отличалось необычайной точностью. Он всегда засыпал точно на рассвете и просыпался сразу после заката, однако сейчас, впервые на своей памяти, не сразу осознал, где находится. А потом вспомнил.
Он в амбаре, заурядном деревенском амбаре, куда привел его прошлой ночью Вельстил Массинг, его новый спутник. К выщербленной стене, неподалеку от двустворчатых дверей, прислонены железные вилы, заступ и мотыга; остро пахнет лежалым сеном, ржавчиной, сухим навозом. Присутствия скота Чейн не учуял — только близость каких-то мелких живых существ, вероятно местных мышей, да еще теплое тельце его верной крысы, свернувшейся калачиком в кармане хозяйского плаща. Сев на рыхлом ворохе старого сена, Чейн наблюдал, как по паутине, влажно блестящей капельками вечерней росы, неспешно ползет крупный, раскормленный паук. Кокон с яйцами, к которому направлялось насекомое, судя по всему, готов был вот-вот выпустить в мир сотню новорожденных паучат.