Сестра милосердия
Я никогда прежде не видел такого рассвета. Я бы хотел, чтобы он стал последним в моей жизни. Меня зовут Ричард. Сегодня я очнулся в небольшой деревеньке Ирландии, услышав чьи-то голоса. Сквозь сонную пелену на глазах я попытался рассмотреть хоть что-то, но увидел лишь яркий золотистый блеск. Сконцентрировавшись на своих теле и ощущениях, я стал, наконец, чувствовать свежий воздух, пропитанный запахами травы и влаги. Полностью совладав с собой, я все же разглядел в солнечных бликах очертания дырявой деревянной крыши, через которую ярко пылал холодный рассвет. Я никогда прежде не видел такого рассвета. Желтый солнечный круг постепенно поднимался, вливаясь в голубой небосвод оранжевыми, розовыми, алыми и золотистыми бликами. Голубая лазурь постепенно отгоняла в сторону холодную ночную синеву, открывая глазам прекрасный вид на чистое безоблачное небо. Я невольно улыбнулся, легко и глубоко вдыхая живительный утренний воздух. Наслаждаясь прекрасными минутами, когда боль от минувшей драки на дороге с разбойниками постепенно стихает, растворяясь в утреннем блаженстве, я снова погрузился в сон. Чье-то теплое прикосновение разбудило меня. Чья-то нежная, мягкая рука. Она провела по виску, убирая прядь моих черных волос с лица. Следом, что-то ледяное коснулось того же места. Почувствовалась жгучая боль. Я невольно нахмурился, пытаясь полностью очнуться ото сна, но моя рука сработала быстрее и резко схватила чью-то хрупкую ручку. Судорожный вздох со стороны. Жжение прекратилось. Это была девушка. Странно, ведь я подумал, что рука эта принадлежала ребенку. Но она и есть ребенок... В золотистых солнечных лучах ее облик сложно было рассмотреть. Она была подобна ангелу, смотрящему на меня с неба. Бледное личико, аккуратные черты лица, бледные губы и щеки, блестящие от сиюминутного испуга голубые глаза. Губы чуть дернулись, после чего юная девушка слабо улыбнулась. Ничего не сказав она снова приложила жгучую от раствора ткань к виску, сосредоточенно промокая рану. В наступившей тишине, я, кажется, слышал, как колотится ее маленькое сердечко. - Кто ты? - Поинтересовался я у девушки, когда она закончила и принялась вставать. Она лишь непонимающе посмотрела на меня, слегка краснея и смущенно улыбаясь. Она хотела было что-то показать руками, но опустила их. Задумавшись ненадолго, она указала пальцами в свою грудь, где виднелся знак Сестры Милосердия. - Вот оно что... - Проговорил я, снова поднимая глаза на девушку. - Ричард, - пояснил я, указывая на себя. Она сосредоточенно сощурила глаза, после чего широко улыбнулась. - Ма-ри-я, - по слогам произнесла она. - Мария. Знакомое произношение... Русская? Я знал пару русских. Был товарищ. Я кивнул девушке в знак того, что понимаю ее. Слегка склонив голову, Мария поднялась на ноги, подбирая подолы светлого, немного испачканного пылью, платья. Собрав все бинты и микстурки, она еще раз улыбнулась и поспешила уйти. Провожая ее взглядом я заметил, что в этой комнате было еще два человека: женщина с перевязанной рукой в рванье и пожилой мужчина, от которого разило грязью и смрадом. Немного поежившись только от мысли о том, что эта нищета находится со мной в одном помещении, я отвернулся к рассвету, который постепенно терял свои краски. * * * В тот день она приходила еще пару раз. Она, не боясь и не переживая, подходила к старику и женщине, меняя повязки и принося полужидкую похлебку. Они улыбались ей, брали своими грязными руками ее чистые ладони, что-то говорили... И каждый раз мне становилось неприятно. Как такое отрепье может безнаказанно касаться этого ангела? Ничего не отвечая им, она убирала руки и продолжала работу. После, вытирала ладони и приходила ко мне. Голова почти не болела. Синяки и ссадины с тела пропадали и переставали ныть. Осматривая меня каждый раз, слегка изучая тонкими пальцами мое тело, проверяя мое состояние, она смущалась и краснела. Я старался, по возможности, смотреть в сторону, дабы не вгонять ее в краску сильнее. Иногда не сдерживался и наблюдал за ее сосредоточенным лицом и прядями золотистых волос, что были видны из-под капюшона. После, ко мне она перестала приходить, уделяя больше внимания тем двум нищим. Мне она только приносила еду и вскользь смотрела рану на виске. Не могу сказать, что мне было обидно или ревностно... Но что-то было. В один из дней она не пришла. Мне уже стало намного легче. Я чувствовал прилив сил. А ее не было. Что там бормотала эта нищета по углам мне не было понятно, потому я решил сам спуститься и узнать, в чем дело. Внизу было тихо. Многолюдно, но тихо. Все были не особо приметными - нищета, хуже моих "соседей". Каждый сидел на своем месте, а головы были повернуты в одну сторону. Кое-где были слышны тихие разговоры и возня маленьких детей. Там, куда смотрели люди, я заметил двух Сестер Милосердия, склонившихся над кем-то. Только подойдя ближе я понял, что это - совсем молодая девушка. Не больше семнадцати лет. Она покрылась потом и тяжело дышала, что-то тихо проговаривая, словно в бреду. Она не смотрела ни на кого, плавно поворачивая голову то влево, то вправо. Ее глаза были стеклянными, пустыми. Синие круги под ними, казалось, распространились на пол лица. Рваная одежда от пояса была в крови, как и обнаженные ноги. Я не мог на это смотреть. Невольно опустив глаза, я увидел, что Мария передает второй девушке небольшой окровавленный сверток. Он шевелился. Ребенок... Сама светловолосая девушка пододвинулась к роженице и что-то говорила ей. Было видно, что умирающая не понимала ни слова, но все равно кивала и заливалась слезами. Не удивительно. Молодая Сестра Милосердия протирала лоб и лицо окровавленной слабеющей девушке, которую мелко трясло от боли. Еще пару мгновений, и роженица перестала дышать и дергаться, а ее пустые глаза устремились в потолок. Тишина. Даже новорожденный не кричал. Окровавленная рука Марии судорожно сжала одежду. Девушка склонила светлую голову. Я стоял сзади. Она не видела меня. Все, что мне хотелось сейчас - это вернуть умершую. Кажется, я просил того, что не суждено было случиться. Присев рядом, я аккуратно взял Марию за плечи, от чего та вздрогнула и обернулась. Сначала она лишь испуганно смотрела на меня, а по ее щекам из глаз-бриллиантов стекали крупные градины слез. Отрывисто дыша и захлебываясь в собственных слезах, она резко прильнула ко мне, уткнувшись головой мне в грудь. Ее руки слабо обняли меня, тело тряслось от плача, слезы моментально намочили рубашку. А она продолжала плакать, выкрикивая что-то на другом языке в порыве рыданий. Сложно было передать словами, что я чувствовал в тот момент. Что-то внутри сильно сжалось и скрутилось, перекрывая кислород. Бог мой, если б я мог что-то сделать. Я посмотрел на малыша - тот ворочался на руках второй девушки. Живой и здоровый. В отличие от матери. С болью сглотнув, я стал подниматься вместе с Марией. Ее нужно было увести. Увести подальше от этого места. На улицу. Стараясь не смотреть на всех, кто находится здесь, мы вышли из помещения на прохладный утренний воздух. Опять тот же прекрасный рассвет. Вздохнув полной грудью, я осмотрелся: впереди, через узкую дорогу и зеленое поле - океан. Недолго думая, я поднял все еще рыдающую девушку и понес к нему. Там поставил ее босыми ногами в прохладную воду и обнял, прижимая к себе. Только подняв глаза на рассвет, Мария замерла. Она завороженно смотрела то на небо, то на воду, что-то бормоча под нос. Я бы сказал, что это стихи. Так мелодично и размеренно звучали рифмованные строчки, что я невольно заслушался и не заметил, что девушка успокаивается. Не помню, сколько мы простояли тогда в молчании. Помню только то, что вода была теплой, когда мы вместе уходили обратно. * * * Время шло. Каждый новый день у Марии казался мне новым заданием или миссией. Кто-то из больных уходил, но на их место приходили новые. Она уделяла время абсолютно каждому, кто обращался к ней, протягивая больные трясущиеся руки. Я не понимал этого. Она тратила драгоценные минуты жизни на других, рискуя заболеть самой. Я был бы и рад спросить ее, зачем она - молодая красивая девушка - вызвалась ухаживать за убогими и грязными, прожженными порочной жизнью людьми? Ей бы детей воспитывать... Она так сильно выделялась среди остальных. Не тем, что была здоровой. Тем, что была самой чистой и светлой здесь. Я видел, как она одинока среди нищих и униженных. Но ее спокойные вздохи и довольная улыбка от того, что она успешно помогла больному,согревали мою душу. Я начал понимать, что не так важно, кто ты и сколько у тебя золотых. Важно то, что ты сам несешь людям, ведь они обязательно скажут тебе: "Спасибо!" И пусть ты не поймешь именно слов. Все видно по взгляду. Я уже давно встал на ноги, вылечился, но уйти не мог. Не хотел. Я так сильно привык встречать рассвет на берегу, и провожать день, сидя на скамье у местной церкви. Мысль о том, что мне просто необходимо вернуться домой, в Англию, не давала мне покоя и сна, нагнетая и сметая все положительное и светлое со своего пути. Я не боялся дома. Нет. Я не хотел терять Марию. И вот однажды кто-то из местных детей прибежал, крича что-то и неся в руках конверт. Мальчик по имени Стивен говорил по английски и сказал, что его просили передать мне письмо. Отойдя чуть в сторону, я распечатал его и мрачно прочитал содержимое. Ничего серьезного, если не считать того, что мой отец умер и завещал м