Выбрать главу

— Деточка, успокойся, не плачь, ради Бога. Я без вины виноват перед тобою, — горячо целуя маленькие выхоленные ручки жены, проговорил Басланов. — Ты же знаешь, я никогда не оставлю тебя без нужды. Утро я провел в Академии, потом был в больнице, взял оттуда сестру, отвез ее в пансион, а потом заезжал к американцу Томсону, условиться о покупке картины, затем снова заехал за Ирою в пансион…

— Противные картины, они только разлучают нас с тобою! — надувая губки, произнесла Нетти.

— Деточка, эти противные картины кормят нас, — осторожно напомнил Андрей.

— Очень-то нужно! У папы есть пенсия. Нам бы на всех хватило!

Андрей Аркадьевич в ответ на эти слова покачал головой.

— Ты же знаешь мой взгляд на такие вопросы, Нетти, да и не время говорить об этом. Займись лучше Ирой, она так спешила к нам возобновить знакомство с тобою.

— А, Ира, здравствуйте! Очень рада вас видеть! — заученным тоном светской женщины произнесла Нетти, протягивая руку золовке. Та увидела перед собою чужие, далекие от родственного чувства глаза молодой женщины.

Предчувствие сказало Ире, что вряд ли она сойдется когда-нибудь с этой пустенькой и бессодержательной Нетти. Но, желая сделать приятное Андрею, Ира по-родственному обняла невестку и поцеловала ее в щеку.

— Я очень рада увидеть вас снова, милая Нетти, и помочь вам в воспитании ваших маленьких племянников, — сказала Ира.

— Ну, не знаю, повторите ли вы мне это, когда познакомитесь с "моими маленькими племянниками", — подчеркивая последние слова, отвечала Нетти и, снова обращаясь к мужу, быстро заговорила:

— Вот именно из-за них-то весь сыр-бор и разгорелся! Ты не можешь себе вообразить, Andre, как они вели себя сегодня на уроке!.. Представь. И я ради скуки стала заниматься с этими милыми деточками по научным предметам, и они меня окончательно вывели из себя… так что я даже хотела их высечь.

— Нетти! Нетти! — вырвалось у Андрея.

— Ну, так что же из этого? — задорно возразила Нетти, — ну да, хотела их высечь обоих… Так они были несносны! А эта грубая Дашка налетела на меня как курица-наседка и стала кричать, что часа не останется больше там, где пускают в ход розги… и что она Зинаиде Юрьевне пожалуется на меня, и что здесь притесняют детей, и еще наговорила, что и изверг-то я, и бессердечная, и чуть ли не палач. Словом, довела меня до слез… а сама ушла… и все из-за этих чудесных деточек… — Кстати, пойдем к ним, Ира, я хочу познакомить вас с отчаяннейшею в мире породою маленьких людей, от которых нет никому ни минуты покоя в доме, — заключила Нетти.

Андрей Аркадьевич с укором взглянул на жену. Потом перевел глаза на Иру и снова обратился к Нетти.

— Напрасно ты запугиваешь сестру. Жура и Надя далеко не дурные дети. Правда, их жизнь до сих пор протекала на свободе, о них, в силу некоторых обстоятельств, некому было заботиться, и манеры их, может быть, оставляют желать лучшего, но, в сущности, они — добрые, славные дети, и…

— Добрые? Славные? Нет, мне это нравится! — сердито прервала Нетти. — Нет, милая Ира, я больше слова не скажу об этих прелестных деточках… Вы сами увидите их и поймете, права я или нет. Andre к ним слишком пристрастен. Идем же, идем же к ним!

И, схватив Иру за руку, Нетти потащила ее из гостиной…

Княгиня поспешила за ними.

— Возьмите и меня с собою. И я хочу присутствовать при первом знакомстве Иры с этими ангелочками, — смеясь, закричала она.

Из гостиной, большой комнаты в три окна, со старыми запачканными по углам обоями, обставленной, очевидно, на скорую руку разнокалиберной мебелью, Ира с обеими хозяйками прошла в столовую.

Здесь посреди комнаты стоял неубранный стол с остатками обеда на беспорядочно расставленных тарелках и с корками хлеба, разбросанными на весьма сомнительной чистоты скатерти.

Из столовой все трое вышли в длинный темный коридор. Его дальний конец упирался в лестницу.

— Поднимемся к ним. Детская находится наверху, — предложила Нетти.

По шатким, скрипучим ступеням они поднялись на второй этаж. Три двери таинственно белели в верхнем, тоже совершенно темном переходе.

— Там кабинет папы, — указывая рукою на правую, говорила Нетти, — он пишет свои мемуары о Турецкой войне и любит тишину и уединение; там шкапная и комната для прислуги, — указала она на противоположную стену, — а это ваша обитель!

При их появлении кто-то отпрыгнул от двери. Ира успела разглядеть только необычайно яркую смесь розового с зеленым и голубым. И это розово-зелено-голубое забилось между комодом и рукомойником, находившимся в дальнем углу детской, небольшой комнаты, заставленной тремя кроватями и убогой мебелью.