— Да ведь это Славушка! — говорит Ира.
Он приподнялся с кресла… Одет он был в длинные матросские штаны и желтые ботинки.
— Славушка! — повторила Ира и радостно протянула навстречу мальчику обе руки.
— Да, я — Славушка Сорин, а вы Ирина Аркадьевна, моя новая наставница? — спросил он тоном вполне взрослого человека. Ира молча кивнула. "Боже мой, помоги мне раздуть огонек жизни, слабо теплящийся в нем", — мысленно вознесла свою мольбу к небу девушка, в то время как ее энергичные маленькие руки крепким пожатием приветствовали мальчика.
— Я рад вас видеть, — сказал Славушка. Потом, с видом маленького хозяина он стал радушно угощать свою будущую наставницу. Сам он ел мало и неохотно. Ира с сочувствием смотрела на его усталые лихорадочно блестящие глаза. Когда же, выпив стакан молока и съев порцию холодного ростбифа, молодая девушка встала из-за стола, Славушка предложил ей пойти посмотреть мызу с ее несложным хозяйством.
— Только уж вы простите меня, я очень плохой спутник. И подвигаюсь настолько быстро, насколько Степан возит мое кресло-колясочку. Ведь мои ноги так слабы, что я вовсе не могу ходить, — с виноватой улыбкой заключил Славушка.
— Конечно, конечно, мы совершим чудесную прогулку, Славушка. Вы покажете мне все ваше хозяйство. Одевайтесь же поскорее. Ведь, надо надеяться, вы не выедете на прогулку в этом голубом капотике, — пошутила она, чтобы придать хоть немного бодрости ребенку.
— Ну, разумеется, нет. Голубой капотик мне привез папа из Петербурга. В нем резче проступает мое сходство с покойной мамой, — не без гордости произнес ребенок. — Вы еще не видели, конечно, ее портрета, который стоит в кабинете у папочки. Сейчас я не могу вам показать его. Папа занимается в кабинете. Пишет свою большую книгу о передвигающихся растениях. Мой папа ученый-ботаник, профессор; читал прежде лекции студентам, теперь же бросил службу из-за меня. Бедный папочка, сколько ему предстоит еще возни со мною! Я очень нездоров, Ирина Аркадьевна. И папе приходится возиться с моим лечением, ездить со мною за границу, держать в доме постоянного доктора. Ах, как грустно, если бы вы знали, Ирина Аркадьевна, как больно причинять столько забот и волнения папочке… Он такой добрый, и я его так люблю. Вы знаете, мне иногда кажется, что ему, пожалуй, легче было бы, если бы я не мучился, не болел, а лежал, как мама, в могилке.
Ира не дала договорить ребенку. Она взяла его слабенькие ручонки в свои и заговорила, стараясь во что бы то ни стало справиться с охватившим волнением.
— Нет, нет… Вы совершенно не правы, Славушка. Ведь вы — все для вашего отца. И жизнь, и солнышко, и воздух. Подумайте только, что за ужас для него лишиться вас!..
— Да, да, вы правы! Вы так успокоили меня, — задумчиво и не по детски-серьезно произнес мальчик. — Ведь так, как вы говорите, никто еще не говорил со мною. Те, прежние наставницы, которых приглашал ко мне папа, отвечали всегда одно и то же: что я еще слишком молод для таких разговоров или что все это глупости и что я люблю воображать то, чего нет на самом деле. И только вы, вы одна поняли меня и так хорошо меня успокоили… И… и я не знаю, дорогая Ирина Аркадьевна, но я вас сразу полюбил за это. И всегда, всегда буду любить вас и останусь вашим другом.
— Ну, вот и отлично, давайте будем друзьями.
Маленькая, но весьма комфортабельно устроенная мыза Сориных произвела на Иру отрадное впечатление. В конюшне их встретил веселым ржанием гнедой красавец Лютик и старая Водовозка. В хлеве румяная, веселая Ида приветствовала их бесчисленными книксенами. По-русски она не понимала вовсе, и знакомство их ограничилось лишь улыбками с обеих сторон. В стойлах стояли четыре коровы, которых Славушка пожелал угостить хлебом, предусмотрительно захваченным из дома Степаном.
Потом пошли на озеро. Огромное, синее, оно произвело глубокое впечатление на Иру. Волны бурлили здесь еще по-весеннему. Зеленые сосны и пески, желтевшие на обрывистом берегу, дополняли его дикую красоту, отражаясь в зеркальной поверхности озера.
Отсюда Степан покатил кресло Славушки к лесу. Ира шла подле, держась за ручку этого своеобразного экипажа. По просьбе мальчика, она рассказала ему о своей семье, о милых обитательницах Яблонек, о брате-художнике и о маленьких друзьях Журе и Наде.
К обеду вышел из своего кабинета профессор Сорин. Пришел доктор Магнецов, находившийся безотлучно в доме, серьезный, задумчивый человек, со сдержанными манерами и тихой речью. Его познакомили с Ирой и в серьезном, умном взгляде доктора, обращенном на Славу, она прочла то же искреннее участие, ту же бесконечную готовность помочь больному. Да и не только самому Алексею Алексеевичу Сорину, но и всем окружающим: прислуге, Степану, добродушной Анне-Марие и Иде, был, по-видимому, дорог этот хрупкий и нежный, как цветок, мальчик.