— Арсений Александрович, комплимент от ресторана, — подносит официантка подарочный набор с семью видами сыра, итальянским соусом, ножом для сыра и декоративной доской.
В этот момент у Арсения, называющего себя женихом моей сестры, звонит телефон. Анфиса крутит головой, разглядывая интерьер, аппарат лежит за тарелкой, и так как я сижу напротив «прекрасного принца», мне хорошо видно, что на светящемся экране появляется женское личико. И оно не принадлежит моей сестре. Миловидная блондинка улыбается с экрана, а я ухмыляюсь, медленно поднимая глаза на будущего родственника, скрещивая руки на груди.
— Еще одна невеста?
— Жена, детей уложила и звонит узнать, пообедал ли я, — парирует, ухмыляясь.
Я со свистом втягиваю в себя воздух через плотно сомкнутые зубы, после чего медленно выдыхаю. Нет, я всё-таки убью его! Он издевается надо мной.
Арсений встает и уходит поговорить прочь. А мне стыдно перед собой за минутную слабость, ведь там, в казино, он мне понравился.
— Как ты себя ведешь? Мне очень обидно, что моя родная сестра позорит меня!
Глаза Анфисы искрятся, она шипит, словно взбесившаяся змея, извивается, перегибаясь через блестящую чистотой посуду. А ведь до этого сидела вполне себе тихо, притворялась, что ее вообще ничего не касается.
— Этот человек нам не подходит. Он засунул меня в шкаф и угрожал расправой. А если однажды ты не вымоешь ванную, и он разрежет тебя на кусочки?
— В его доме, наверняка, есть прислуга, — вскидывает подбородок сестрица и так смотрит на меня, что мне не по себе. — Он мне нравится, понятно? Я люблю его, и мы поженимся, — крутит она кольцо с огромным камнем. — Василь, ты пыталась обмануть его казино? Мы должны быть ему благодарны, что он не сдал тебя в полицию, а просто посадил в шкаф для перевоспитания.
— Что?
Что это она сейчас сказала?! Всё, я в шоке. Глубочайшем и окончательном.
Глядя на сестру, я понимаю, что это и была ее мечта. Беззаботная, богатая жизнь за мужем. У нее даже щеки раскраснелись от волнения, она вся трясётся, оглядываясь на беседующего по телефону Арсения. Переживает, что я все испорчу. Это же она мне рассказывала по телефону, что если она не ест мясо, то лекарства ей не понадобятся, а если ест, то лекарства ей не помогут. Плакала, вспоминая несчастных коровок и свинок. Изо всех сил старалась поймать курочку на даче знакомых, пытаясь обнять и прижать к себе. А теперь ради мужчины, совсем недавно появившегося в ее жизни, Анфиса собралась есть свиные ребрышки? Если она что-то из себя изображает ради него, значит, она не будет счастлива, ведь получается это вовсе не она.
Слова Анфисы убивают меня; всё, что я раньше понимала под тем, что нет на земле ближе людей, чем мы с ней, потеряло всякую актуальность. Мне кажется еще чуть-чуть, и она запыхтит, как разогретый самовар, треснув меня по голове.
— Мне очень стыдно, что ты пыталась шулирничать! Он рассказал мне, пока мы шли сюда. Родители бы очень огорчились, — качает сестра головой, а затем улыбается, когда жених возвращается за стол.
Жестоко вспоминать родителей в момент ссоры, но Анфиса почему-то делает так довольно часто. Смотрю на нее и ощущаю странную безысходность. Подобная давящая пустота воскрешает воспоминания, рождая давящую боль в грудине.
Я помню, как не стало наших родителей. На центральном проспекте мы проехали светофор, время перевалило за полночь, автомобилей на дороге почти не было. Мы одновременно заметили спешащую на нас машину, которую резко развернуло, начав заносить заднюю часть. Папа отреагировал быстро — принялся тормозить, выворачивая в сторону. Но мы ехали и понимали, что машина несется прямо на нас.
Потом удар. Свет, скрип шин. Я все помню, я была в сознании, сидела пристегнутая на переднем сидении, мама была сзади. В тот день десятилетняя Анфиса осталась ночевать у одноклассницы. Когда машина замерла, к нам подбежали незнакомые люди, ехавшие мимо и остановившиеся, чтобы помочь. Они спросили живая ли я, и после того, как я им ответила — вытащили из машины.
Это я уже понимала смутно, потому что периодически отключалась, теряя сознание. Ощущала, что меня вытащили и положили на мокрый, грязный асфальт возле машины. Люди ходили и общались между собой, а я все это слышала. Они хотели вытащить водителя, моего отца, но кто-то сказал: «Вытаскивать уже просто нечего».