— Касатка его, что ли, хватанула? — сказал Волков. — А? Может, поэтому кот и одинок?.. Ослабел вот и не смог биться с секачами из-за самок.
— Ну да. Ой, как он хромает, — подтвердила Алька. — Это… Тупорылый.
— Почему Тупорылый?
— Почему-почему… Видишь, у остальных секачей морды длинноватые, а у этого туповатая, — сказала Алька. — Ну сейчас они и схватятся с Груумом!
— Бре-ее-еегеее! — сипло и яростно заревел котик.
Заслышав голос Тупорылого, папаша Груум презрительно фыркнул и, будто дразнясь, начал торопливо лизать то одну, то другую самку: ну что это за секач, который не имеет своей семьи? И тогда Тупорылый направился к нему. Шумно дыша, Груум втянул через влажные ноздри ненавистный дух возможного соперника и, расшвыривая самок, ринулся навстречу.
Звери столкнулись. Волкову показалось, что он услышал, как затрещали кости секачей. Схватив Тупорылого клыками за шею, Папаша встряхнул его, а тот, развернувшись, вцепился секачу в бок. Оо-оо-о!.. В незажившую-то рану! Сопя, глухо ахая, звери топтались на месте. Гремели камни, взметались столбы песка и гальки; отчаянно заверещал котенок, неосторожно попавший под ласт Папаши. Эй, не увлекайся, Груум, оглянись! Папаша увлекся: шумно пыхтя, он постепенно оттирал Тупорылого со своей территории, а в это время к его семейству спешили еще два секача. Один из них, Рыжий, оказался проворнее. Схватив самочку за шею, он поволок ее к своему гарему. Второй секач вцепился той же котихе в спину и потянул к себе. Котиха закричала, по ее золотистой шкуре покатились красные шарики.
Услышав ее голос, Груум поспешил на выручку, а Тупорылый, мотая искусанной башкой, хрипло, со стонами дыша, поплелся в дальний угол лайды и повалился на песок.
Морской котик Спасеныш
Среди животных спокойно, как будто на лайде вообще никого не было, прогуливающейся походкой трусил песец. Волков присмотрелся к нему: во всем облике зверя и его морде улавливалось что-то стиляжье. У Черномордого была лохматая, будто давно не стриженная, башка, тощий выщипанный живот и странная, вихляющая, на негнущихся ногах, походка. Песец что-то искал. Кружил возле самок и котят, принюхивался.
— Ах он! — воскликнула вдруг Алька. — Котенка схватил!
Вцепившись зубами в ласт, Черномордый поволок от лежбища Груума черненького малыша, того самого, которого Папаша придавил во время схватки с Тупо-рыльш. Слабо сопротивляясь, котенок верещал тонким дрожащим голосом: «Бге-е-е… бге-ее-е». Мало кто обратил внимание на этот голосишко, да и кто его услышит в гуле волн и реве зверей?.. Передохнув, Черномордый опять потащил. Конец, видно, пришел тебе, малыш, и уж никогда ты не превратишься в могучего красавца секача.
— Волк, мы должны ему помочь, — сказала Алька, поднимаясь на колени.
— Да ты что? Секачи нас хап — и…
— Испугался, да? Струсил? — презрительно засмеялась Алька. — А еще моряк! Схватив валявшуюся возле камней палку, Алька посмотрела на Волкова такими гневными глазами, что он, больше ни о чем не раздумывая, поспешил за ней. Девочка спрыгнула с камней на песок, махнул на лайду и Волков; а Папаша, покрутив головой принюхался и, глухо заворчав, направился к людям. Волков чуть отбежал в сторону, однако Алька не отступила и ощущая на своем затылке взгляд зверя Волков последовал за ней. Тугой гром воды, крики и фырканье зверей, встревоженное блеяние котих, скрип и хруст пол ногами — все это слилось в невообразимую мешанину звуков. Казалось, что они не бегут по лайде, а еле переставляют ноги. Волков обернулся — грузно переваливаясь, выбрасывая передние ласты и подволакивая задние, Папаша приближался.
— Алька, быстрее! — крикнул Волков, ощущая неприятный холодок в груди.
Сильно размахнувшись, девочка кинула палку, и, подпрыгнув свечкой, песец помчался прочь. Опустившись на колени, Алька положила покусанного котенка себе в подол платья и побежала назад. Но куда же она? Алька оказалась с одного бока Папаши, который оторопело вертел башкой, не зная, на кого же броситься, а Волков — с другой стороны от секача. И в этот самый момент Волков увидел, как, загребая ластами песок, фыркая от возбуждения, к девочке направился Рыжий.
— Берегись! — крикнул Волков.
Оглянувшись, девочка, как зайчонок, метнулась в одну сторону, потом в другую. Рыжий остановился, задумался, и в этот момент, забыв о людях, на него ринулся Папаша. Звери сшиблись. Громадными прыжками Волков промчался мимо них, догнал Альку, подхватил ее вместе с котенком и в считанные мгновения взбежал на их площадку. Сердце рвало грудь. Задыхаясь, он опустил девочку и сам повалился рядом.
— Волк! Ну ты ж и молодец… Ты меня спас! — торопливо и восторженно выкрикнула Алька. — Ух, как ты меня потащил!
— Ну уж и спас…
— Бге-ее-е… — подал голос котенок.
Алька отогнула подол платья и выкатила малыша в траву. Подняв тупую мордочку, фыркая, тот смотрел в лица людей выпуклыми, глуповатыми, еще детскими глазами.
Назовем его Спасенышем, — предложила немного успокоившаяся Алька и, сняв с чулка круглую красную резинку, надела ее котенку на шею. — Ну вот тебе и подарок.
— Не задушит? — обеспокоился Волков.
— Ну да! Резинка слабая. Чуть он подрастет — лопнет.
— Бге-ее-е! — послышался вдруг встревоженный сильный крик с лайды. Алька и Волков выглянули из-за камней. На песке возле откоса стояла, покачиваясь на ластах, тянулась вверх небольшой красивой головой мокрая, видно только что с океана, самка. Это была мать Спасеныша. Погладив малыша ладонью, Алька подтолкнула его, и тот скатился на лайду. Мать бросилась к нему, стала облизывать искусанные песцом бока и шею, а потом легла на бок, выставив лоснящийся живот, и Спасеныш с нетерпеливым урчаньем вцепился ей в сосок, да так сильно, что мать вскрикнула.
Солнце, выпутавшееся из вязкой пелены, светило вовсю. От сырых бревен и земли поднимался душистый парок. Стало совсем тепло, и Алька сбросила куртку, а Волков стянул с себя свитер. Они еще долго наблюдали за котиками, а потом оставили лежбище и пошли вдоль берега, то подходя к лайде, то удаляясь от нее. Возле речки Волков обнаружил целую груду великолепных сухих брусьев и полузасыпанный песком белый скелет кита, а в самой речке — идущих на нерест рыб. Тут же Алька сообщила, что умеет готовить не только икру, но и балыки и что это совсем не трудно.
Они перебрались через речку, вновь подошли к лежбищу как раз в том районе, где обитали «старички»; там действительно лежали между камнями с десяток крупных морских котиков, а потом, обойдя высокие скалы, увидели еще одну бухточку. Спускаться к ней не хотелось, Волков и Алька просто осмотрели ее сверху с высоких обрывистых скал. Отделенная от океана узким, вытянувшимся почти параллельно берегу рифом, бухточка полюбилась нерпам. Подняв бинокль, Волков сосчитал: тридцать восемь нерп лежали на плоском рифе. Одни спали, другие просто нежились на солнце, изгибаясь и подставляя лучам то один бок, то другой, а возле них спали белые, похожие на льдинки с черными носами и черными глазами нерпята. Несколько нерпят плескались в бухте. Тут же возле них плавала толстая, медлительная, но очень строгая нерпа, выполняющая, видимо, роль няньки. Когда какой-либо из заигравшихся нерпят пытался шмыгнуть в сторонку, она тотчас догоняла его и, покусывая за ласты и спину, загоняла к остальным.
— Алька, дуй-ка домой, готовь обед, — сказал Волков, доставая трубку. — А я пройдусь еще немного.
— Только ты тут поосторожнее. Хорошо? Размахивая курткой, с победным кличем своих предков девочка побежала вниз, под горку, а Волков, поднявшись еще выше, устроился между валунами, закурил и осмотрел раскинувшиеся внизу долину, бухту и лежбище. Да… памятное место.